Мне этот подход не нравился. И я подумал: а вдруг удастся организовать группу, которая в своей работе стремилась бы к всамделишному пониманию, а не через призму навязанных нам выдумок?
Забегая вперед, могу сказать: не знаю, насколько ценны результаты наших работ. Но конъюнктурным подходам мы никогда не следовали.
Подготовка создания сектора заняла много времени. Официально он возник 1 декабря 1971 года.
Сотрудниками стали Г.В. Цыпкин, Р.Р. Вяткина, И.Е. Синицына, В.Е. Овчинников.
В 1975 и 1976 годах к нам пришли А.С. Балезин и С.В. Мазов, закончившие учебу на кафедре африканистики МГУ. Вскоре В.П. Городнов покинул должность заведующего сектором Южной Африки Института Африки и присоединился к нам. Из МГУ перешла к нам Г.И. Потехина.
Мы все стали сразу же обсуждать: с изучения каких вопросов начинать работу. И единодушно решили, что надо помнить, как отстают в нашей стране представления о поразительно быстро меняющейся африканской действительности.
Я рассказал, как приехавшие из Европы киношники делали фильм о людях, которых и сейчас нередко по-прежнему называют бушменами. В фильме хотели показать африканскую экзотику. Что ж, африканцы в угоду киношникам сняли с себя уже привычную современную одежду и предстали полуголыми. Ну а после съемки оделись опять.
В Европе поняли, что численность африканцев растет куда быстрее, чем численность европейцев. Но так ли ясно, что африканцы теперь совсем не такие, какими были несколько поколений назад. Они овладевают современной техникой, начиная с мобильных телефонов и компьютеров.
Стремление к подлинному пониманию африканской действительности помогло нашему маленькому коллективу избежать того, что, увы, свойственно было значительной части нашей еще очень молодой африканистики. Еще очень мало зная Африку, не повидав ее своими глазами, хотели давать африканским народам советы, по какому пути им идти.
Ведь в конце 1920-х и начале 1930-х только что родившаяся советская африканистика, следуя идеям Коминтерна, добивалась участия народов Африки в якобы грядущей всемирной пролетарской революции. А с 1960-го до середины 1980-х – перехода африканских государств на путь «социалистического развития».
Даже в 1984-м в московской африканистике еще играла немалую роль идея, что с помощью Советского Союза и «социалистического лагеря» государства Африки могут идти к социализму, минуя капиталистическую стадию развития. Была издана большая книга, разделенная на две части: «Страны социалистической ориентации» и «Другие государства Африки»[117].
Наш коллектив избежал такого подхода. Мы хотели работать над подлинными, реальными проблемами.
Поскольку мы работаем в Институте всеобщей истории, у нас есть возможность общаться с лучшими историками. И мы даже просили их приходить к нам. От них узнавали о самых последних достижениях исторической науки, спорах, разногласиях, дискуссиях.
А какой же добротой одарили нас Д.А. Ольдерогге, Н.А. Ерофеев, Л.Е. Куббель, С.Я. Берзина, Л.О. Голден, Н.Б. Кочакова, В.А. Бейлис! С их поддержкой нам удалось издать сборники: «Источниковедение африканской истории» и «Историческая наука в странах Африки»[118].
Вышли книги Г.В. Цыпкина «Эфиопия: от раздробленности к политической централизации»[119] и И.Е. Синицыной «Обычаи и общинное право в современной Африке»[120]. Три моих книги. Две из них: «Облик далекой страны» и «Зов дальних морей» (тиражом 50 тыс. экземпляров). И третья: «Южная Африка – становление сил протеста»[121], подготовленная еще во время моей работы в Институте Африки.
Первые годы нашего коллектива шли успешно.
Но, увы, не обошлось без потрясений. Как же без них? Возникли они не изнутри, а извне. Осенью 1979-го дирекция Института всеобщей истории (не упоминаю, по чьему недоброму умыслу) решила, что Институт будет заниматься не Африкой, а историей колониализма. Наш сектор упразднили. Всех сотрудников перевели в сектор колониализма.
Я позвонил Евгению Примакову – тогда он был директором Института востоковедения – и сказал, что завтра приду к нему «наниматься на работу». Когда я пришел, он предложил мне разные должности на выбор. Я выбрал группу по изучению национальных проблем стран Востока и стал ее руководителем. Сотрудники оказались хорошими людьми, работать с ними было интересно и приятно.
Но все-таки африканистика мне была ближе, более знакомой, чем китаеведение или изучение стран Ближнего Востока. А главное, мне была близка судьба тех, с кем я работал в секторе Африки. Очень растрогало меня, что на прощание с моей мамой пришли все сотрудники нашего сектора Африки. А ведь она умерла в августе 1982-го, т. е. с ними я не работал уже почти три года.
Когда дирекция Института всеобщей истории сменилась, я стал добиваться воссоздания нашего сектора. Как известно, восстановить разрушенное всегда очень трудно. В какие только начальственные сферы я ни ходил… От С.Л. Тихвинского – он был академиком-секретарем отделения истории Академии наук – и от тех, кто по иерархической лестнице был над ним, я получил согласие.