Наше преступление

Катерина всегда до ужаса боялась покойниковъ и съ самой той ночи, какъ узнала отъ Демина о не-счастіи съ мужемъ, она н спала, посл же смерти Ивана къ ея горю и тоск прибавилась ещ боязнь увидть покойника. Ей казалось, что умершій мужъ всегда находится при ней и ищетъ только случая заговорить съ нею. Поэтому тепрь, особенно вече-ромъ, она ье оставалась одна въ дом и не ложилась въ свою постель, а спала на полу вмст съ семьей, при чемъ по бокамъ ея ложились Акулина и Маша, въ головахъ Аонька, а Гришутка въ ногахъ.

Леонтій, прізжавшій на похороны Ивана, сооб-щилъ Катерин, что мать ихъ при всти объ убійств зятя свалилась съ печи и такъ расшиблась, что про-лежала вс дни и встала на ноги только въ день по-хоронъ, а теперь Леонтій наказалъ сестр черезъ одну черноземскую бабу, чтобы Катерина скор пріхала спровдать старуху, потому что ей стало хуже.

— Надоть навстить сватью-то, доченька, — ска-зала Акулина невстк.

Катерина съ лихорадочной поспшностью стала со-бираться въ дорогу, думая о томъ, какъ она встр-тится съ матерью и какъ будутъ плакать вмст.

— Ты позжай, не ходи пшомъ, — сказала Аку-липа.

.. Въ избу со двора вошелъ Аонька.

— Да вотъ, Аонюшка,— обратилась она къ сыну,— зацряги-ка поскор лошадку, да свези Катю въ Чер-ноземь. Наказывали, сватья занедужала.

Аонька недовольно шморгнулъ носомъ и намор-щился; лицо его приняло капризное выражені; тол-етая нижшм губа , о_ІвадА а.змеап-кагйк.-150

— Не поду я въ Черноземь! — въ неожиданномъ злобномъ азарт выкрикнулъ онъ, повсилъ шапку на гвоздь и, надутый, не раздвшись, слъ на лавку.

— Да почему же теб не похать, Аоня?

— Не поду да и все тутъ! — упрямо проговорилъ онъ, стараясь'подобрать непокорную, дрожащую ниж-нюю губу.

— Такъ ты запряги только, а Гришутка свезетъ, — съ терпливымъ смиреніемъ сказала Акулина своему любимцу. — Свезешь, што ли, Гришутка?

— Да я и запрягу самъ. Што я безъ Аоньки не слажу, што-ли? — съ особой гордостью вызвался мальчикъ и, схвативъ шапку, побжалъ къ двери.

— Не дамъ гонять лошадь. Вотъ и все. Пущай Катя подождетъ до утрія. По утрію свезу ужъ... — ршительно, какъ заправскій хозяинъ, заявилъ Аонь-ка.—Штой-то сть охота. Собирайте ужину, што ли? — добавилъ онъ, какъ бы подчеркивая, что вопросъ р-шенъ и не подлежитъ пересмотру.

— Слышь, доченька, што говоритъ Аоня? Нонче лошадку-то и вправду уморили. По утрію свезетъ. Што теб не подождать до утрія-то?!

— Нтъ, мамынька, [я уже собраЛась. Дойду и ппіомъ.

— Ну, какъ хочешь, доченька, поклонись свать-то и сватамъ.

Катерина вышла изъ дома передъ вечеромъ. Дулъ прохладный, влажный втеръ, срывавшій съ деревьевъ пожелтвшіе рдкіе листья; по туманному пебу без-покойно ползли, то обгоняя, 'ГО смшиваясь другъ съ другомъ, срыя и темно-срыя тучки, иногда дарившія непродолжительнымъ, мелкимъ и частымъ, косымъ дождемъ. Онъ также внезапно начинался, какъ вне- ' запно и обрывался, точно вдругъ ршался разлиться во всю, но при первой же попытк передумывалъ, и низко спустившееся солнце то на мгновеніе какимъ-нибудь краемъ показывалось^цріііап^ка^акДУ • 151

тучками и обливало своими прощальными лучами сжа-тыя поля, взошедшія зеленя, черную дорогу и жел-тые перелски и тогда все оживало и веселло, то снова заволакивалось рзво бжавшими тучками и тогда все вокругъ никло, темнло и мертвло...

• ;^, п.

Мать Катерины лежала въ нетопленной, неприбран-ной изб, на сдланной изъ жердей зыбкой кровати, на соломенник, прикрытая куравчатымъ *) засален-нымъ одяломъ и еще поверхъ тулупомъ. Вс до-машніе съ утра ушли на молотьбу. У нея только что прошелъ приступъ лихорадки. Голова хотя и была еще слаба, но боль и шумъ въ ушахъ нсколько по-утихли, и вся она, вспотвшая, слабая, испытывала то чувство облегченія, пріятной усталости и покоя, какое обыкновенно наступаетъ у больного вслдъ за пароксизмомъ.

Сейчасъ Прасковья горевала объ убитомъ зят и въ ея кроткомъ, любящемъ сердц заныла недавняя незаживающая рана: она вспомнила о «казенномъ» сы-н, убитомъ въ минувшую войну подъ Мукденомъ.

Это была ея никогда неумолкаюіцая печаль по-слднихъ лтъ, особенно дававшая себя чувствовать въ дни семейныхъ несчастій и болзни.

Родивъ сама тринадцать дтей, изъ которыхъ въ живыхъ осталось шестеро (два сына и дочь всегда жили въ Петербург), Прасковья выкормила своей гру-дью пріемыша изъ Воспитательнаго дома и очень по-любила его. Въ ея дом онъ и выросъ, и когда его взяли въ солдаты старуха смертельно затосковала. Дни полученія писемъ пріемыша были праздникомъ для нея. Такъ прошло три съ лишнимъ года; бли-

) сшштъ нэъ р^оцгьті^^^деіап-кагак.ги

152

зился уже срокъ возвращенія сына изъ полка; сол-датъ уже написалъ, когда, на какой недл его ждать домой. Старуха ожила,' готовилась къ встрч, б-гала, какъ молодая, считая дни, отдлявші ее отъ свиданія съ любимцемъ. Но на самой маслениц при-шла страшная всть: сынъ просилъ въ письм у батюшки и матушки благословенія, навки нруши-маго, потому что его вмст съ полкомъ отправляли на войну. ’.