Наше преступление

Съ этого дня вся жизнь Прасковьи сосредоточи-лась въ постоянныхъ опасеніяхъ за сына, въ горя-чей молитв за нго и въ трепетномъ ожиданіи в-сточекъ съ театра войны. Письма приходили рдко и посл каждаго изъ нихъ старуха на нсколько дней оживала, бгала къ деревенскимъ грамотямъ и дик-товала пространныя посланія къ сыну, ревниво наб-людая за тмъ, чтобы грамоти не мняли ея словъ и не вставляли своихъ. Въ этцхъ письмахъ она осо-бенно подчеркивала, чтобы сынъ не осрамился, что-бы всегда впереди шелъ на врага и безпрекословно подчинялся своимъ начальникамъ. Но чмъ дальше шло время, тмъ состояніе души Прасковьи станови-лось все тревожне и безпокойне. Посл боя подъ Мукдномъ письма отъ пріемнаго сына совсмъ пре-кратились. Старуха ходила, какъ тнь, ко всему глу-хая и слпая и цлыя ночи простаивала на молитв. Только спустя полгода она доподлинно узнала, что сынъ убитъ, но еще гораздо раныпе, чуть ли н въ дни мукденскихъ боевъ вщее сердце подсказало й печальную всть. Живая, бодрая старуха какъ-то быстро ссохлась вся и стала часто прихварывать.

Сейчасъ, лежа одна въ пустой изб, куда скупо пробивался вечерній свтъ чрезъ два запыленныхъ окошка съ маленькими, матовыми отъ старости стек-лами, Прасковья съ подступившими къ горлу и гла-замъ слезами, начала тихонько причитывать. .

тото№еіап-ка2акдГи

153

Причитыванія были скорбною пснью оя души. Вс важнйшія событія я жизни и жизни семьи вы-ливались ею въ причитываніяхъ. «Такъ-то вышла я на порогъ, солнце только что всходило, — начала шопотомъ Прасковья, — и спросила я у краснаго у сол-нышка: «Красно солнце восходимое, ты свча н-угасимая, наше теплое, обогрвающее, обогрваешь ли мово чада милаго во чужихъ-то во земелюшкахъ, што во дальнихъ, во украинныхъ, у злодевъ у невр-ныихъ?» И только такъ спросила я, ікакъ послало солнце встника: — вдругъ пахнуло на меня втромъ буйныимъ на мою-то на блу грудь, на мое-то на ре-тиво сердце. И помчалась мысль моя быстрая, загу-ляла дума борзая во мое.й бдной головушк. Дога-далась я, придумала, что прилетла ко мн скора всточка отъ моего сиротинушки. Врно попался, мое дитятко, онъ подъ пушки подъ чугунныя, онъ подъ ядра начиненныя прямь ему въ буйну головушку, иль ружьемъ страшнымъ въ блу грудь, штыкомъ вострымъ въ ретиво сердце. Онъ упалъ ли на сыру землю, онъ на кровь ли иа горячую; его скрыли, чадя милаго, што во матушку во сыру землю все чу-жіе-чужестранніи, не омыли лицо блое, не сняли пла-тье кровавое. Ты катись-ка, горюча слеза, до мого чада милова, ты омой ему лицо бяое, да его платье кровавое. Можетъ, будетъ тое времячко, тое времячко счастливое, что у са^мого Христа, можетъ, свидимся мы, встртимся въ зеленомъ саду, штобъ узнать мн лицо блое, да его платье военное».

Только самое начало, нсколько первыхъ словъ, прошептала Прасковья, остальное договорила моло-дымъ, мелодичнымъ голосомъ. Безъ затрудпенія, безъ запинки катились слова съ языка ея, какъ катится съ горы въ долину звенящій, свтлый ручей, родив-шійся гд-то далеко, въ чистой поднебесной высот.

Со двора щелкнула ^ ііколда₎іт^вП^)Ік^а~^ьи₃к.^И'

творилась наружнай дверь, потомъ уже въ снях послышались приближающіеся піаги.

«Кого-то Богъ принесъ?» — подумала Прасковья и обрадовалась; ей тяжко было цлый день пролежать, не видя человческаго лица.

Дверь въ избу отворилась. На порог кто-то по-явился, но такъ какъ уже начинало смеркаться, то Прасковья, приподнявъ голову съ подушки, не могла сразу узнать, кто именно вошелъ.

— Кто тамъ? — окликнула она.

— Свои, — отозвался низкій, контральтовый го-лосъ Катерины, и сама она, похудвшая, съ толстымъ животомъ, быстро приблизилась къ матери и нагну-лась къ ней съ замерцавшими отъ радости глазами.

— А-ахъ, жаланная ты моя ластушка, голубка моя сизокрылая, моя горемычная доченька!.. — всплес-нувъ сухими руками, воскликнула Прасковья, но отъ радости и горя» ей перехватило горло, и она залилась слезами.

На лиц Катерины мгновенно погасъ лучъ радо-сти; оно потемнло, полныя, пересохшія губы задер-галась и, упавъ (головой на грудь матери, Катерина зарыдала. Она рыдала долго и глухо, подергиваясь всмъ тломъ. Старуха лвой рукой гладила дочь по волосамъ, а правой крестилась, шепча молитвы и отирая свои слезы. Она и не думала утшать и уговаривать дочь; только тогда, когда рыданія Ка-терины перешли въ тихій плачъ, она спросила:

— Ничего не приказывалъ, доченька?

— Языкомъ-то не владлъ, мама, знать, отшибли... Передъ смертью-то, какъ пришелъ въ себя... вс зубы у себя перешаталъ, мамынку по лицу гладилъ... а на меня все глядлъ... глазъ не спускамши... однимъ глазомъ-то глядлъ... другой запухъ... и слезы гра-домъ, и... за руку держалъ крпко... крпко... хо-тл^, видно, жаланный, што-то сказать да... языкомъ

не владлъ... т.еіап-кагак.ги

' 155

Й Катерину снова начало нодергивать отъ рыданій.

— А какъ я упала на полъ и потонъ собралась уходить, говорю ему: «Не умирай, дождись меня, Ва-нюшка... приду по утрію», какъ онъ закричитъ такъ: «Ой-ой-ой»; разъ дваддать, пока я ни вышла за дверь, все кричалъ и все на кровати-то бился... знать, не хотлъ бзъ меня помирать... .