Наше преступление

За кутьей и блинами поминалыцики были торж-ственно-сумрачны, никто почти не говорилъ ни слова, шевелились только бороды при д, умренно чав-кали ^челюсти, да на лицахъ выступалъ погь.

Но вотъ въ глиняныхъ чашкахъ на столъ подали ароматную, дымящуюся баранью похлебку и Акулина. поставила дв четвертныхъ бутыли съ водкой по двумъ краямъ стола. Бородатыя, обвтренныя лица проясн-ли, точно въ сумрачный день нежданно-негаданно сол-нечные лучи прорвали тучи и облили землю ласко-вымъ, веселымъ свтомъ. Во всхъ глдзахъ загорлся скрытый, сластолюбивый огонекъ, и .морщины на ли-цахъ разгладились. Вс стали какъ-будто добре и ближе другъ къ другу; послышались даже шутливыя замчанія. Вс косились на заманчивыя посудины и никто не хотлъ первый дотронуться до нихъ, дабы его не еочли за самаго жаднаго до вина.

— Егоръ Семнычъ, поштуй! Чего-жъ? Будь за хо-зяина. Теперича нту у насъ хозяина-то... — сокру-шеннымъ голосомъ скяяЯ.лИ"

Егоръ оглядлся и съ той благодупшой, потуиро-нической улыбкой, съ какой вс смотрли на бутыли, мотнулъ бородой въ сторону священника и, чуть под-мигнувъ, сказалъ:

— Ну, батя, чего-жъ? Т еб ближе. Благослови и зячииай.

Румяный батюшка, сытый, красивый мужчина

лтъ 35-ти, съ роскошными кр.упноволнистыми, ру-сымн волосами, тоже почему-то подмигнулъ, припод-нявъ и опустивъ свои черныя, густыя брови и раз-гладивъ блою, пухлою рукою длинные, сросшіеся съ бородой, усы, значительно крякнулъ, заворотилъ широчайшіе рукава своей рясы, оглянулъ всхъ свопми болыпими, срыми, пьяными глазами, потомъ откашлялся и, густымъ басомъ протянувшй полушут-ливо, полусерьезно «благослови, Господи», взялъ об-ими руками бутыль и принялся наливать водку въ зеленые толстаго стекла, съ рубчиками, четырехъ-гранные стаканчики.

Когда поминальщиками было пропущено стакан-чика по два и глаза, и лица замаслились и раскрае-нлись, избу наполнилъ гулъ голосовъ.

— Ну, што, Иванъ Семеновъ, вдь знаешь, кто убилъ Ивана Тимофеева, скажи, вдь все равно этого не скроешь, — обратился священникъ къ Демину.

— Што-жъ я знаю, батюшка? Я ничего не знаю, я пришелъ ужъ на готовое дло... ужъ когда все по-ршивши и отъ ихъ слдъ простылъ, — буркнулъ Де-минъ, опустивъ глаза внизъ и водя ими по сторонамъ.

— Да гд узнать? Рази будутъ мшкать? Не та-кое дло, штобъ мшкать. Сдлали и ладно, по-скорй уходи, — подхватилъ Иванъ Ларіоновъ, отецъ одного изъ убійцъ, худой, длинный старикъ, съ рд-кой, рыжеватой бородой на желтомъ, морщинистомъ, нездоровомъ лиц. Еще въ молодости онъ сорвалъ себ «пупъ», и съ тхъ поръ всю тяжелую работу по хозйству за него исполняла жена. Говорилъ онъ сипло, съ перерывами и часто покашливалъ.

яяя.е1ап-ка2ак.ги

— Вотъ обнесли даромъ нашихъ робятъ,—продол-жалъ онъ.—Вотъ я своего Серегу подъ присягой пы-талъ. Такъ ёнъ передъ образами божится — клянется, что пальцемъ никто изъ ихъ Ваніоху не тронулъ...

У стола, выйдя изъ стряпушной, съ засученными рукавами остановилась Лукерья—жена старика Ла-ріонова, которую за безграничное добродушіе и готов-ность 'всякому и во всякое время безкорыстно услу-жить вс любили, а >за огромную физическую силу называли «баба-мужикъ».

— Охъ, ужъ такія страсти взвели на робятъ, та-кія страсти...—заговорила она. г— Ужъ я смучилась вся, какъ нашихъ забрали, сумлніе на меня нашло, што они загубили хрестьянскую душу, и вс-то на-чисто ноченьки напролетъ несомкнула глазъ. Легколи? Грхъ-то какой! И Ивана Тимофеича-то, жаланнаго моего, такъ-то жалко. И думаю, ежели виновати, пу-іцай ихъ угонятъ, хошь и сына моего. Што-жъ? на-длалъ такой бды, такъ и отвчай. А теперича какъ гора съ плечъ. Можетъ, другіе кто и держали што иа ум противъ покойничка, только не нашъ Серега. Еиъ не драксунъ у насъ, ёнъ дракъ-то иуще огня боится, а ужъ покойнаго Ивана Тимофеича жаллъ вотъ ровно брата родного, такъ его жаллъ, такъ жаллъ и те-порь все плачетъ объ ёмъ. И вчера вотъ пришелъ не-множко выпимши,—я плачу, а самапытаю его: «ежели ты сдлалъ, говорю, повинись, пе вводи людей въ грхъ, а то, можетъ, на другихъ, на безвинныхъ по-думаюгъ». Какъ ёнъ, Серега-то, ударится въ слезы и говоритъ мн: «Мамоныса, ну, за што мы Ванюху уби-вать будемъ? Мы отъ его никакого худа не бидали, иёнъ отъ насъ никакого худа не видалъ», а я говорю: «Не врю. Вотъ поцалуй икону и заклянись, тогда поврю». А ёнъ снялъ съ божницы икону и поцловалъ. Ну, съ меня все сумлніе и сошло тутъ-то, а то, вдь, ночи не спала, родимые, смучивши вся... хлба-соли

яяЯ.еТапвкагак.ги

. 141

ршилась, зачну жевать-то, а кусокъ-то такъ у меня тутъ, въ глотк-то, коломъ и застрянетъ ...

— А какъ жо едоръ Рыжовъ у (йідователя все разсказалъ, какъ убивали моего чадушку и какъ ёнъ кричалъ: «Пустите, люди добры, душу на покаяні... пожалйте жену мою и сестренку махонькую! Какое худо я вамъ сдлалъ?»—прервала Акулина и всхлип-нула. Послднія слова она произнесла на распвъ жа-лостливымъ голосомъ, какь говорятъ причитальщицы.