Наше преступление

— Ему хорошо теперича, вашему Ванюх-то. Што ему? Лежитъ себ спокойно, никакой заботы незнаетъ, а мы сколько черезъ его этой самой муки приняли... — первымъ нарушилъ неловкое молчаніе Лобовъ и, видимо, началъ онъ говорить серьезно, но вдругъ ротъ у него дрогнулъ и все пдвижное, наглое лицо его стало перекашиваться отъ невольной усмшки. Онъ хо-тлъ подавить свою смшливость, но, взглянувъ на товарищей, не выдержалъ и расхохотался.

— Чего ты, чортъ? — вполголоса строго сказалъ Сашка, оглядываясь на пріятеля, но и самъ тотчасъ же сталъ кусать губы, потому что непреодолимая сила распирала ему ротъ. .

Видя, что ему уже не выдержать, потому что Ло-бовъ, нагнувшись, хохоталъ до слезъ, Сашка отвер-нулся и бросился къ парнямъ. Внезапная смшли-вость Лобова и Сашки заразила и остальныхъ Двухъ товарищей.

Отвернувшись отъ бабъ и схватившись за животы, иарни прыскали и надрывались отъ беззвучнаго ду-шившаго ихъ смха.

Акулину возмутило это веселье убійцъ. *

— Штой-то не видно по васъ, штобы вы столько муки приняли? — сказала она.— Видно, васъ оправдали, што идете такіе веселые, а намъ ужъ никогда не воротить... никогда не увидать живого и здороваго нашего кормильца Вашошку...

Акулина не выдержала и заплакала.

— Чего? Вс тамъ будемъ... — промолвилъ Сашка, съ усиліемъ оправляяс^^^м.еа.

— А какъ же не мука, ттка Акулина, безвинно страждать? — перебилъ Сашку Лешка Лобовъ, догнавъ бабъ и идя на полшага позади нихъ. -

Все его безусое, озорное лицо подергивалось отъ откровенной, наглой усмшки, которую онъ уже не намренъ былъ скрывать. Наоборотъ, ему хотлось поговорить и потшить себя и товарищей.

— Кто его убилъ — неизвсно, можетъ, пьяный самт. упалъ какъ и размозжилъ себ голов.у объ камни, а мы вотъ въ отвт. Насъ по судамъ, да по острогамъ таскаютъ, казенныхъ вшей да клоповъ своимъ тломъ да кровыо питаемъ... • • . '

Парни расхохотались гораздо. откровенне преж-няго.

— Лешка, чортъ, уморилъ, будетъ! — вполголоса уговаривалъ Горшковъ и ткнулъ пріятеля кулакомъ въ бокъ, но тотъ уже вошелъ во вкусъ и не хотлъ такъ скоро покончить.

— Э-э, нехристи вы... хреста на ше нту-ти. Уби-ли человка и надъ гробомъ его надсмхаетесь, безот-цовщина несчасная... — укоризненно покачивая го-ловой, сказала Акулина.

— Мамынька, не связывайся съ ими, брось. Пу-щай... собака лаетъ, втеръ носитъ, — сказала Кате-рина.

— Оскобно¹), доченька. Нельзя все спущать та-кимъ... такимъ непутевымъ... такимъ негодяямъ,—уже вн себя отъ гнва и безсидія, заливаясь елезами, вы-говаривала Акулина.— И Господь милосердный тер-питъ это и не накажетъ этихъ злодевъ... какъ только земля носитъ, не провалится подъ ими, подъ та-ісими негодными. Вдь они хуже псовъ. Никакая собака не сбрешетъ того, что они тутъ... надъ тломъ... Надъ тломъ... надъ покойникомъ...

шшш.еІапвкагаШ.ги

8^е 131

У Акулины перехватило духъ; она истерично за-рыдала и, ухватившись рукой за край телги, съ уси-ліемъ передвигала ноги.

У Лобова разгорлись и заискрились и безъ того блестящіе озорные глаза. Въ этотъ моментъ онъ во-истину походилъ на блажного.

— Ну, ну, ты не очень-то ругайся, старая сука, а то и тебя недолго придушить... — Но тутъ онъ зап-нулся. — Ишь Бога вспомнила, еволочь! Я теб Богъ, а ежели мало, такъ и Богородица въ придачу. НІто-о?!

При этомъ онъ съ захлебываніемъ выплюнулъ мер-зйшее ругательство, за нимъ другое, третье и четвер-тое... одно возмутительне и гаже другого.

— Вотъ какъ... што? спужались?

Акулина всплеснула руками. Маленькая Маша се-меиила бокомъ, дико оглядываясь на парней и крпко уцпившись за полу короткой пальтушки Катерины. Въ ея худенькомъ, поблднвшемъ личик и особенно въ одичавшихъ отъ испуга глазахъ выражался смер-тельный ужасъ.

— Нту никакого Бога. Вотъ какъ... Я вамъ Богъ, молитесь и прикладывайтесь къ моему... одинъ чортъ будетъ! — съ тмъ же азартомъ, точно мстилъ своему кровному обидчику, выкрикивалъ Лобовъ и вырази-тельнымъ жестомъ руки указывалъ бабамъ на одно непристойное мсто своего тла.

Онъ, видимо, пьянлъ отъ своего богохульства и сквернословія и, какъ человкъ, покатившійся съ го-ры, чмъ ниже спускается по наклону, тмъ катится быстре и быстре, и еслибы даже захотлъ остано-витьея, сдлать этого уже не въ силахъ, пока ни до-катится до самаго дна, такъ и Лобовъ, разъ начавъ, уже неудержимо выплевывалъ мерзость за мерзостью...

— Вотъ гд у меня Богъ запрятанъ. Приклады-вайтесь, прикладывайтесь, покудова не тсно... Не пре-пятствую... Чего же глядите, сволдчи, шлюхи?

№№№.еіапвка2ак.ги

II онъ, забжавъ впередъ и обернувшись къ ба-бамъ, вплотную напиралъ на нихъ, разстегийая штаны.

— Вотъ какъ я... ну?

Акулина ахнула и попятилась. Маша вдругъ ото-рвалась отъ пальтушки Катерины и, раскричавшись, вся дрожа, съ искривленнымъ, сплошь смочннымъ слезами лицомъ, съ безпомощно растопыренными ру-ченками закружилась, какъ волчекъ, не зная, куда ей дваться.

Катерина схватила ополоумвшую двочку лвой рукой и привлекла къ себ. Лицо ея поблднло; глаза горли; поздри вздрагивали. Казалось, она толь-ко-что проснулась.

— Поди прочь, басурманъ, арестанецъ! — крикнула она на напиравшаго Лобова.