Наше преступление

Егорушка привезъ изъ Рудева сестру Ечену. Она вбжала въ избу и, испуганно глядя заплаканными глазами въ глаза Леонтія, поспшно спросила:

— Левушка, да што съ Катюшкой? Егорушка го-воритъ...

— Чего-жъ? — отвчалъ, расхаживая по изб съ пищащими племяпниками на рукахъ, Леоптій, — вопъ полюбуйся на блаженную сестрицу, родила да и съ ума спятила, лежитъ, спитъ себ, горюшка мало, а ро. бятокъ н принимаетъ, говоритъ: щнки!

Леонтій горько усмхнулся и мотнулъ головой въ сторону Катерины, которая заснула на кровати, устро-енноР для нея около двери, запрокинувъ свое осунув-шееся, прииявшее землистый оттнокъ лидо.

— Ты"вонъ положи своего-то куда-нибудь, а вотъ возьми покорми племянницу. Голодная!.. Со вчераш-няго дня, какъ родилась, маковой росинки въ роту не было.

Елена, поспшно взявъ на руки пищащую малютку-племянницу, присла на лавк. Всунувъ грудь въ ро-чикъ ребенку, который пе сразу приладилгн сосать, Елепа залилась слезами.

— Горе-то какое, Левушка! И гд только бда ни ходитъ, все къ намъ придетъ. Какъ же быть-то?

Леонтій вздернулъ плечами, продолжая ходить съ раскричавшимся племянникомъ на рукахъ.

— Ну, не кричи, не кричи, чего раскричался, муж-чина? Какъ же быть?! — отвчалъ онъ еестр. — Все равно, твой хозяинъ-то тсбя съ дтьми не кормитъ, а какія есть нехватки, все братъ Левонъ пополняй, такъ вотъ и ты теперь услужи. Жить теб у меня негд, тсно. Видишь, сколько народу, а *другую избу не достроилъ, все силъ н хватаетъ, такъ живи у себя, а робятоісъ приходи кормить, а ужъ'у меня бери муку, картошку, соль, все, чего теб надобно. Ужъ все равно!..

тотото.еіап-кагак.ги

Несмотря на искреннее горе, причиненное сумас-шсствіемъ сестры, Елена, сидя на лавк, тотчасъ же сообразила, что, благодаря такому нсчастному слу-чаю, я лично положніе устраивается къ лучшему. Теперь она съ дтьми могла п бояться голодной смерти, теперь ей не придется у Леонтія выпрашивать изъ милости хлба и каждый разъ слушать отъ него брань и попреки. Теперь онъ будетъ обязанъ еп платить продуктами за ея услуги.

— Да я не о томъ, Лева,¹—поспшно сказала она.—

А што же съ Катей длать?

— Што?—закричалъ Леонтій.—Думаешь, я сестру въ сумасшедшій домъ опредлю, штобы ее били тамъ, што скотину? Не отдамъ!—гремлъ онъ, точно кто-нибудь отнималъ у него больную.— У меня будетъ жить, небось прокормлю. Не прокормлю, што ли?!

XVII.

На другой день, оставивъ малютокъ и «больницу» на попеченіе сестры Елены, Леонтій похалъ въ городъ, чтобы продать на базар возъ сна и купить кое-что для племянниковъ.

Возвратился онъ поздно вечеромъ, по обыкнове-нію, подъ хмлькомъ, и легъ спать на своемъ обыч-номъ мст на лавк, голова къ голов съ умираю-щимъ огцомъ.

Старецъ былъ очень плохъ. У него уже похоло-дли и отнимались ноги, дышалъ онъ только верхней частыо груди, да и то съ трудомъ. Онъ понималъ, что доживаетъ свои послдніе часы, но объ этой жизни нисколько не жаллъ и, наоборотъ, хотлъ поскоре развязать Леонтію руки. За его долгій вкъ жизнь ни-когда не была для него тягостью. Всякое горе, всякую потсрю, невзгоду онъ переносилъ твердо, никогда не падая духомъ, но и всякую минугу готовъ былъ къ

смерти, если это угодно^і^^ еіап-ка^ак.ги

237

Старческійй умъ его работалъ ясно. Онъ отлнчно понималъ, какое великое новоенесчастіе.стряслось надъ его любимой дочерью, и это его печалнло и ему жаль было дочери, какъ жаль своей старой жены.

«На все воля Божья,—разсуждалъ старецъ.—Ни-чего, проживутъ за Левономъ. Левонъ — пьяница и собака, завсегда словомъ обидитъ... а голодными и хо-лодными не оставитъ, нтъ, скоре самъ не състъ... тяжко ему, маятно, языкъ у его собачій, а сердце доброе...»

Хотлъ было Пётра передъ смертью попросить сына не пить вина, но раздумалъ.

«Слабъ, пообщаетъ, да не судержится. Одинъ грхъ».

Когда Леонтій уже засыпалъ, Пётра зашевелился.

— Левонъ!

— Чего тб! — спросилъ сынъ.

— Ежели захочу испить... взбужу... .

— Ну што жъ?! Взбуди...—и Леонтій тотчасъ же захраплъ.

У двери спала Катерина; больная Прасковья вози-лась на своей кровати. Малютки иногда просыпались н пищали. Спавшій на печи Егорушка спросонья хва-тался рукой за конецъ очепа, продтаго подъ потол-комъ въ кольцо, на другомъ конц котораго висла зыбка, и качалъ ее до тхъ поръ, пока малютки не утихали.

Подъ печью кричалъ сверчокъ и по стнамъ шур-шали тараканы.

Пётра лежалъ смирно, тяжело дыша, не шевелясь и чувствуя, какъ жизнь медленно замирала въ немъ, подобно живительной стру, вытекавшей изъ разби-таго сосуда и неизвстно гд' пропадавшей. Онъ ста-рался только о томъ, чтобы достойно умереть и мы-сленно молился Богу.

Внутри у него палило. Пётра съ болыними уси-

ліями протянулъ руку ^^^і^ке1а^:п^о.^]ка^ак^^и

238

сколько разъ подъ-рядъ щелкнулъ го пальцемъ по лбу. Лонтій приподнялся.

— Што? што? — забормоталъ онъ, просыпаясь. — Ты... тятя?.. ,

— Ис-сп-пить... — два слышнымъ, прерывистымъ, хриплымъ полушопотомъ попросилъ умирающій.

Леоннтій спустилъ босыя ноги на полъ, не скоро отыскалъ спички, зажегъ лампу, сходилъ въ снцы и, зачерпнувъ тамъ изъ кадки ковшикъ воды, под-несъ отцу.