Наше преступление

Парни понеслись за нимъ. Мужикъ, испугапный почти до полной потери сознанія, не откликнулся болыпе ни единымъ звукомъ и все гналъ свою лошадь, а убійцы, преслѣдуя, кричали: «не выпущай, лови, лови!..»

У изгороди барскаго парка, спускавШейся по кру-тому обрыву къ самой рѣкѣ, уставшіе отъ сумасшед-шаго бѣга парпи стали отставать.

Мужикъ все продолжалъ скакать, болтая ногами, пока его силуэтъ съ лошадью не скрылся за пово-ротомъ улицы маленькаго сельца Хлябина.

— Это... это Степка Рудой... изъ Горушки... я его еразу призналъ ... Степка... Степка... Про-пали, братцы, наши головы... заберутъ.. . свяжутъ... И до дома не доѣдемъ... свяжутъ... — едва переводя духъ отъ быстраго бѣга, чуть не плача, говорилъ Ларіоновъ.

— Ежели Степка — ничего, робя, — успокаивалъ Сашка.

— Степка, Степка, — подтвердилъ и Лобовъ, — я его знаю...

— Ничего... мы съ имъ дружки... не робѣй, робя... Я съ имъ это дѣло улажу...

— Робя, бери его за руки, да за ноги... да подъ кручь... али камень на шею, да въ воду... Чего-жъ' тутъ? — предложилъ Горшковъ.

Въ растерянныхъ головахъ у всѣхъ сверлила одна мысль: какѣ быть? и предложеніе Горшкова всѣмъ убійцамъ показалось единственно цѣлесообразнымъ и спасительнымъ.

Они побѣжали назадъ къ Ивану.

Сумерки уже окутывали землю и только свѣтлая, неіпирокая полоса на зрррнѣрвЛ П-кЛ>. -

Убійцы на мигъ въ нерѣшительностй осгановились надъ тяжко всхрапывавшимъ Иваномъ.

— Чего на его глядѣть?! Бери его, Сашка, за ноги, а я за голову, а ты, Ѳедоръ... — торопливо началъ было Горшковъ.

Парни нагнулись.

— Аай, братцы... — въ ужасѣ протянулъ Ларіо-новъ, мгновенно разгибаясь и откидываясь назадъ.

— Голова человѣчья ... и... борода... и ... вотъ вамъ херстъ... — Ларіоновъ крестился, снявъ фу-ражку и на блѣднѣвшемъ въ полумракѣ лицѣ его и въ выпученныхъ глазахъ выразился ужасъ.

Всѣ, какъ по командѣ, обернули головы къ горѣ.

На самой ея вершинѣ блеснуло и тотчасъ же по-гасло маленькое пламя.

Всѣ безмолвно, растерянно переглядывались, толь-ко Сашка не потерялъ присутствія духа.

— Пойдемъ! — властно приказалъ онъ Лобову, схватывая брошенный возлѣ Ивана топоръ.

Отважный, на моментъ упавшій было духомъ, Ло-бовъ встрепенулся. По примѣру Сашки, онъ схва-тилъ съ земли одинъ изъ окровавленныхъ камней.

И они, что было силъ, кинулись въ гору. Но и тотъ, кто былъ на горѣ, поднялся и, какъ спугнутый заяцъ, бросился на-утекъ по направленію къ городу.

Парни, хотя и утомленные, но подгоняемые стра-хомъ упустить новаго опаснаго свидѣтеля, гнались за неизвѣстнымъ во весь духъ. Разстояніе между пре-елѣдовавшими и убѣгавшимъ стало значительно умень-шаться тотчасъ же, какъ только они, пробѣжавъ вер-шину, понеслись по противоположному пологому скло-ну горы.

Незнакомецъ оглянулся и, видимо, рѣшивъ, что скрыться ему не удастся, остановился и обернулся лицомъ къ парнямъ.

Парни съ двухъ сторонъ вцѣпились въ него, какъ клещи. Одинъ хватіШ^і^^ене ЛП—кЛ4ЛкНРІ

— Братцы, йто я... Ванька Демйнъ... не при-знали?.. — говорилъ песлѣдуемый, глубоко отдуваясь.

* ' VIII.

Пойманный былъ шѳпталовскій мужиченко-бобыль, лѣтъ п.одъ тридцать. Въ околоткѣ его считали дура-комъ, потому что крестьянствомъ онъ не занимался и ни къ какому другому дѣлу не прибился.

Съ весны онъ обыкновенно исчезалъ изъ деревни, все тенлое время года Богъ вѣсть гдѣ бродяжничалъ и только къ осени возвращался домой и до весны садился на хлѣба къ своей полуслѣпой, немощной ма-тери.

Этого невзрачнаго, разнолапаго, съ короткой, кри-вой шеей, пьяницу-бездѣльника въ околоткѣ побаи-вались, потому что обидъ онъ никому не спускалъ, не уклонялся отъ дракъ и по мужицкому выраженію — «не дорожилъ самъ собой».

— Убью, сожгу! Мнѣ што? Съ меня взятки глад-ки! — было его обычной угрозой. — А ежели въ каторгу,-такъ и тамъ солнце свѣтитъ!

— Заклянись сычасъ, што не видалъ нашу ра-боту, а не то тутъ тебѣ и крышкаГ — прохрипѣлъ Сашка, такъ сильно встряхивая Демина за воротъ старой ватной полупальтушки, что та затрещала.

Верткимъ движеніемъ маленькій Деминъ выскольз-нулъ изъ мощной руки Сашки.

— Што вы? Што вы, братцы?!. Втъ-те Христосъ, я ничего не видалъ и ничего не знаю, братцы... — тихонько пятясь отъ парней и, какъ затравленный звѣрь, озираясь по сторонамъ, говорилъ онъ. — Иду себѣ и слышу, быдто бунтъ подъ горой... я и при-сѣлъ... переждать хотѣлъ... чиркнулъ сѣринку... штой-то дюже покурить захотѣвши, и болыпе ничего не видалъ... Вотъ-те Христосъ, вотъ-те Мать Пре-святая Богородица...

— ЗаклянйСь, а не то . тугь твой и конецъ... иамъ все едино, — продолжалъ хрипѣть Сашка, за-нося топоръ надъ головой Демина, а съ другой сто-роны Лобовъ держалъ въ рукѣ наготовѣ увѣсистый камень.

Иванъ, оглядѣвъ парней и не видя выхода, не на шутку вструхнулъ и даже присѣлъ на своихъ короткихъ, уродливо сближенныхъ въ колѣняхъ но-гахъ.

— Да што вы, братцы? За што? За што? Што я вамъ худого сдѣлалъ? Вотъ вамъ Христосъ, вотъ вамъ Мать Пресвятая Богородица, Микола милосли-вый, ничего я не знаю, братцы... ничего не ви-далъ...

Онъ снялъ съ головы шапчонку и поспѣшно кре-стилея дрожащими пальцами.