Наше преступление

— О-о-о! Ой-ой-ой! — закричалъ онъ во весь голосъ, и хотя двигаться ему было нестерпимо больно, а въ головѣ крики отдавались, какъ въ пустомъ боченкѣ, т. е. какъ будто не вылетали наружу, а, отталкиваясь "'тъ внутреннихъ стѣнокъ черепа, опять шли внутрь,

.... №№№.с тпвка2аШ.ги

въ голову, причиняя страшныя страданія, Иванъ про-должалъ кричать. Такъ крикнулъ онъ разъ двадцать и изнеможенный притихъ на постели, когда за Ка-териной уже давно захлопнулась дверь. Голова его втянулась въ плечи, лобъ вспотѣлъ и все тѣло плот-нѣе и грузнѣе размѣстилось на постели, точно при-липло къ ней. Дышалъ онъ рѣдко и тяжело, всхлипы-вая какъ-то. «Ползетъ... — сказалъ себѣ Иванъ и вну-тренно прислушался. — Ползетъ... ползетъ...», повто-рилъ онъ. Отъ отмершей, холодной правой половины его тѣла на живую, дьппащую и чувствующую, на-ползали мурашки и равномѣрно, медленно ползли, ма-ло-по-малу захватывая и эту живую половину...

И Ивану показалось, что онъ лежитъ на ровномъ пеобозримомъ полѣ и что онъ такъ же громаденъ, какъ это поле, и что его раскинутыя руки и ноги давно приросли къ этому полю; на нихъ уясе тихонько покачивается невысокая травка, хотя она такъ дале-ко, что видѣть онъ ее не можетъ, какъ не можетъ видѣть своихъ рукъ и ногъ, но знаетъ, что она тамъ выросла, и самъ онъ весь медленно, но вѣрно Ъриро-стаетъ къ землѣ и это громадное поле и онъ — одно и то же и по немъ — полю, медлепно, важно шествуютъ, блестя глянцевитыми, круглыми, • рыжеватыми голов-ками несмѣтныя полчища крупныхъ, величиною съ кузнечика, муравьевъ, и эти насѣкомыя своими без-численными ножками щекочатъ его тѣло. Онъ все хо-четъ согнать ихъ, но все новыя и новыя несмѣтныя полчища, не обращая на него никакого вниманія, по-прежнему медленно и ваяшо шествуютъ...

«Да вѣдь я — поле», догадался Иванъ и уже боль-ше не замѣчалъ муравьевъ. Онъ уже никого изъ род-ныхъ не видѣлъ и не узпавалъ. Зрячій глазъ его остановился и безъ всякаго выраженія неподвижно глядѣлъ передъ собой; дыханіе вырывалось у него съ шумомъ, и въ груди, по народному выраженію — «заговорилъ хорохолъ»_гѵ еіапвка^ак.ги

Опять пришелъ невидимый и близкій, тотъ, кото-рый нриходилъ давеча дважды и ісотораго оба раза спугнули. Теперь Иванъ зналъ уже, что онъ ближе всѣхъ къ нему, ближе матери, жены, братьевъ, почти то жб, что и онъ самъ; разница была только въ томъ, что этотъ невидимый и 'близкій все торопился уйти, а уйти онъ могъ только съ нимъ, съ Иваномъ, а ему, Ивану, уходить не хотѣлось, ему до смерти жаль было разставаться, но съ чѣмъ и съ кѣмъ разста-ваться онъ не сумѣлъ бы сказать, и ему предстояла дорога и страшно пускаться въ эту невѣдомую дорогу и потому хотѣлось помедлить еще хоть одну минуту, хоть одну лишнюю секунду, но опъ уже зналъ, что этотъ близкій возьметъ верхъ и путь съ нимъ неиз-бѣженъ, какъ сама смерть, и вотъ невидимый схва-тилъ его за одежду и настоятельно щепталъ: «Ну, што-жъ, іготовъ? пора, пойдемъ, ждутъ!»

Иванъ ,съ испугомъ и отчаяніемъ вырывалъ у него свою одежду, но тотъ, уже не спрашиваясь его, та-щилъ^. И между ними завязалась ожесточенная борьба.

— Оправляется, жаланный, — покачавъ головой, безъ слезъ промолвила Акулина, строго погрозила гла-зами всхлипывающимъ дѣтямъ, осторожно, съ молит-вой скрестила костенѣющія руки на груди умирающаго и, вставъ лицомъ къ привѣшенному въ углу почернѣв-шему образу, начала шептать молитвы. Елена, Маша и Аѳонька тоже стали креститься.

Катерина вышла изъ больницы ровно въ четыре часа, а въ исходѣ пятаго Иванъ вдругъ рванулся и затрепеталъ на кровати. Невидимый и близкій, убѣ-дившись, что Иванъ добровольно не уходитъ, силой сталъ т ащить его, и это было самое страшное мгно-веніе въ яшзни Ивана. Въ отчаяніи и ужасѣ онъ боролся изо всѣхъ силъ, но невидимый и близкій оказался куда сильнѣе и одолѣлъ и вырвалъ Ивана. И, уже выходя совсѣм№№а^1>е*ап>_вша2ГШ'Ь^и' 122

мый и близкій былъ никто другой, какъ онъ самъ, его духъ и удивленію его не было предѣла...

То, что минуту назадъ называлось Иваномъ, те-перь. вытянувшись во весь огромный ростъ, съ от-крытымъ удивленнымъ ртомъ и остекленѣвшимъ, ис-пуганнымъ глазомъ лежало на кровати, прикрытое одѣяломъ.

XXII.

Иванъ умеръ въ субботу. Два часа спустя скон-чался и парень съ перерѣзаннымъ горломъ.

Трупы ихъ вынесли въ мертвецкую, находившуюся во дворѣ. Трупъ Ивана положили на большомъ, длин-номъ столѣ, посреди мертвецкой, а трупъ зарѣзаннаго парня у стѣны на деревянную койку.

Въ восісресепье утромъ туда пришелъ уѣздный врачъ — старый, армянскаго типа* господипъ, съ ко-роткими, сѣдыми бачками, подстриженными въ видѣ сосисекъ.

Съ нимъ былъ слѣдователь, лысый ординаторъ больницы и два фельдшера.