Наше счастливое время

– Это из полиции. Вы, женщина, чего так разбушевались? В чем мы перед вами провинились? Я постараюсь объяснить, а вы, пожалуйста, выслушайте до конца. Опоздание произошло не по нашей вине. Сегодня в ручей Яндже свалился калека. Нам пришлось вытаскивать его и отвозить домой, и мы упустили время. К тому же эти подростки сказали, что просто собрались развеяться. Нынче, дамочка, времена другие… Или вы ожидали, что я у них под пытками вытяну признание?! – Он выдал эту тираду с плохо скрываемой досадой. Так, словно просил войти в его положение, обидевшись на меня за то, что я недооценила все сложности его тяжелой работы: и обязанностей невпроворот, и рук не хватает, и делам конца и края не видно…

Я хотела пробурчать, что у нас тут то ли цирк, то ли детский сад… Но гнев все еще искал выхода.

– Можно подумать, вы спрашиваете у граждан разрешение, прежде чем под пытками вырывать признание. Неужто именно таким образом вы действовали все это время?! И если я попрошу вас об этом, вы выполните мою просьбу?!

– Конечно нет.

Мне стало смешно. А что еще оставалось в этой ситуации…

– Вообще-то я была уверена, что в ваши обязанности входит хотя бы поговорить с ними, внушить этим подросткам, что среди бела дня – да-да, когда светлым-светло – нельзя бить человека, да еще и прямо перед окнами жилых домов. Мы взрослые и должны по крайней мере сказать молодым людям, что такое поведение недопустимо. Вот так вырастают пацаны, потом они идут на большие преступления, а это в итоге приводит их к смертной казни!

– Да что вы себе такое позволяете?! По-вашему, где что случится – сразу полиция во всем и виновата, так, выходит? С вами, я смотрю, бесполезно разговаривать!

На этот раз раздраженно бросил трубку он. И единственный вывод, который он сделал, – это что со мной бесполезно иметь дело… Я подумала: вдруг я излишне запаниковала? Но потом прикинула: а почему я, собственно, так переживаю? Кроме погибшего, когда я училась в школе, Симсима, мне было абсолютно наплевать на других. И вообще, при чем тут смертники? Это был явный перебор с моей стороны. Я снова села за стол. Все это так не походило на Мун Юджон. Вернувшись на родину после семи лет отсутствия, я сразу отметила, что в общении стало значительно больше грубости и резкости. Выражения стали острее, шаги прохожих на улице ускорились. Даже если в метро кто-то наступал на ногу или больно толкал плечом, он просто проходил мимо, глядя себе под ноги и не думая извиняться. Поначалу меня это бесило, казалось ужасно грубым, однако позднее я поймала себя на том, что уже совершенно не обращаю внимания на то, что кто-то толкнул меня или наступил мне на ногу. Все куда-то спешили. Но куда? Этого не знали ни они, ни я. В каждом фильме через слово слышался мат; сюжеты, безусловно, были проработаны до мельчайших деталей, однако их переполняли сцены жестокости и насилия, которые невозможно было смотреть с открытыми глазами. Во всем этом задействованы ужасно привлекательные актеры, и мне даже хотелось с кем-то из них завести роман. Несмотря на все, со страниц газет раздавалось ликование о признании корейских фильмов на международных кинофестивалях.

Я соскучилась по тете Монике. Еще захотелось поехать в тюрьму на встречу с Юнсу, прикупив по дороге какой-нибудь весенний цветок в горшочке. Не знаю, почему появилось такое желание. Хотелось спросить, почему тот, кого настолько впечатлила история об Оресте, кто с болью осознает, что эта весна для него первая и последняя, – почему же он совершил подобную жестокость. Мне хотелось понять, что же все-таки из себя представляет этот человек. В голове царил хаос из-за попыток разгадать, до чего человеческое существо может дойти в своей жестокости и где границы нашей добродетели. И ко всему этому примешивалось беспокойство о том, с какой, собственно, стати я вообще думаю об этом. Снова зазвонил телефон. Я съежилась от испуга, не зная, что еще придется выслушать от полиции. Не хотелось вмешивать старшего брата, да и если бы я обратилась к нему за помощью, это ничего бы не изменило. Я взяла трубку. Это был старший брат. На какой-то миг у меня даже промелькнуло дурацкое предположение: неужто телефонные провода протянулись от полиции до прокуратуры, и служба 112 добралась аж до моего брата? Вот так дала волю своей буйной фантазии, но брат серьезным тоном проговорил:

– Приезжай в больницу, маму снова госпитализировали.

Синий блокнот 13