Наше счастливое время

Приближался конец года, времени было в обрез. Я несколько раз связывалась с директором сельской школы в горах Тхэбека, забронировала номера в кхондо – гостинице квартирного типа, – и заказала автобус, который повезет ребят. Все вроде было улажено, но с фотоаппаратом вышла загвоздка. Не помню, когда я последний раз делала снимки, так что дома у меня его не было. Пришлось позвонить младшей снохе. До родов ей оставалось совсем немного – на место встречи она пришла утиной переваливающейся походкой. Я, стоя у входа в универсам на Каннаме, увидела ее издалека. Как и рассказывал старший брат, с виду она была совсем непритязательна: одета скромно, без косметики, к тому же с огромным животом, – кто признал бы в ней когда-то знаменитую актрису? Если честно, лицо у нее сильно изменилось – от былого лоска не осталось и следа. Несмотря на это, от нее исходило какое-то умиротворение, присущее людям, чье внутреннее «я» находится в гармонии с самим собой, а еще достоинство и уверенность в своей значимости. Получая из рук невестки фотоаппарат, я протянула ей бумажный пакет.

– Что это?

– Одежда… Для малыша. Проходила мимо, мне приглянулась – решила купить.

Младшая сноха, кажется, растерялась. Столько племянников уже родилось, а я ни разу никому из них ничего не покупала. При встрече я говорила: «Поздравляю! Слышала, у вас мальчик»… Только это напоминало неуместный вопрос «все ли хорошо?», когда собеседник был явно не в духе. Однако в тот день я, глядя на круглый живот снохи, впервые задумалась о том, что испытываешь, становясь мамой… А что, если я?.. Конечно, словосочетание «я» и «беременность» звучало абсурдно, но я почувствовала, что внутри меня пробивается какое-то робкое желание, как если бы из трещины в цементной стене проклюнулся полевой цветок.

– Я слышала, вы занимаетесь благотворительностью… Даже лицо будто светится… – произнесла она.

В ее голосе не чувствовалось и тени притворства. Раньше я сомневалась в каждом ее слове. Казалось, за ними кроется какой-то подвох или злой умысел. Или же она полная дура. Однако сейчас я начинала понимать, что дурой была не она, а я; и интриги строила я, но не она. Мое постоянное желание во что бы то ни стало считать другого хуже себя в конце концов оказалось полной ерундой. Я почувствовала себя плохим учеником, которого застукали за добрым делом, совершенным впервые за долгое время, и мне стало неловко находиться рядом с невесткой. Я уже развернулась, чтобы уйти, как она меня окликнула:

– Вы бы сходили к матери. Похоже, она ждет вас.

«Ну вот, опять про мать…» – эта мысль погнала меня прочь, однако сноха вдогонку крикнула:

– Ей же одиноко…

Или мне показалось?..

Еле передвигаясь от усталости, я сделала еще пару дел и вернулась домой.

Предвкушение первого дня года, когда я сфотографирую восходящее солнце и раскрасневшиеся, словно цветы портулака, лица ребят, а потом покажу эти фотографии Юнсу, и его радости, согревало мне душу. Тетя Моника поддразнивала: благодаря Юнсу ты находишься в этом мире и делаешь что-то доброе для других. Раньше, глядя на тех, кто так поступал, я думала: «Лицемеры! Ведь это все только чтобы потешить свое самолюбие». А теперь я сама хотела сделать Юнсу приятное. Если ему хорошо, то и мне тоже. И я впервые подумала, что не так уж и плохо чувствовать себя лицемеркой…

Напевая себе под нос, я приняла душ. Затем выпила свежезаваренный чай и начала заносить оценки ребят в компьютер, как вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Непонятно отчего меня резко охватило сильное беспокойство, и я не могла усидеть на месте. И как бы я ни пыталась справиться с тревогой, сердце билось в бешеном ритме. Казалось, стены вокруг меня повисли в воздухе. Такое было со мной впервые. Я пошла на кухню и налила бокал вина. По привычке выглянула в окно: в парке за домом опять сбились в кучу подростки. И снова кого-то колотили. Я в раздумье посмотрела на телефон, однако в конце концов просто схватила бокал и вернулась в комнату.

Ненадолго появляющееся зимнее солнце уже сильно передвинулось на запад. Тогда прозвенел звонок. Это была тетя. Она позвала меня: «Юджон!» – и я ощутила, как она нервничает. Тетя еще не успела ничего сказать, а у меня уже промелькнула мысль: «Как же быть?» – и перед глазами все побелело, словно застланное туманом.

– Тетя!..

– Только что позвонил отец Ким. Завтра ранним утром его попросили приехать в тюрьму… Завтра Юнсу…

Я не могла заставить себя спросить. Да и как можно было произнести это? В голове исчезли все мысли, пространство вокруг потеряло свою форму и рассыпалось на фрагменты, словно раскрошившееся тофу.

– Я завтра на рассвете поеду в изолятор… Молись, Юджон! Молись!