Наше счастливое время

Буддийская монахиня плакала в объятиях тети Моники. Я прошла в угол. Знакомая женщина – мы несколько раз встречались здесь – подошла и спросила: «С вами все в порядке? У вас губы побелели». Когда я ответила, что все нормально, она сказала: «Не печальтесь. Сегодня они попадут на небеса». «Может, сама и проводишь их туда?» – мне так и хотелось поддеть ее, но у меня даже не было сил огрызнуться. Пытаясь избавиться от нее, я из последних сил проковыляла в другую сторону. Женщина, сложив перед собой ладони и подняв их вверх, что-то бормотала. И снова с просветленным видом приблизилась ко мне. Я подумала, как было бы хорошо, если бы ее здесь не было.

– Все хорошо. Не плачьте. Сегодня они попадут на Небеса. Говорю вам, их страдания закончились. Вы приходитесь старшей сестрой тому смертнику? Мне кажется, я вас несколько раз встречала здесь.

– Нет. Я не сестра этому приговоренному! – в замешательстве ответила я и отошла подальше. Вдалеке заметила человека в форме, топтавшегося на месте. Подойти и присоединиться к нам он не решился, но и уйти тоже не мог – это был офицер Ли. Когда наши взгляды встретились, он опустил голову. Его глаза были воспаленными и опухшими.

Внезапно я осознала, что сказала той женщине. Стоя под стенами изолятора, я плакала. Плакала, как Петр, трижды отрекшийся от Иисуса.

Настало десять часов.

Синий блокнот 18

Перед тем как сделать эти записи, я отправил письмо своему подельнику в тюрьму Вонджу. Написал, что прощаю. И его, хотя он оговорил меня и заплатил адвокату, чтобы тот повернул дело, и я оказался главным виновником. И полицию, которая все как следует не проверила и повесила на меня ложное обвинение в изнасиловании и убийстве. И назначенного государством правозащитника, который за время трех заседаний суда на протяжении восьми месяцев удосужился посетить меня лишь два раза. И прокурора, который не видел во мне человека и относился ко мне как к жалкому червю. И судью, исходившего якобы праведным гневом при перечислении моих злодеяний и одновременно пытавшегося корчить из себя объективность и беспристрастность, будто он Бог. Я написал, что прощаю ВСЕХ. И отца, закончившего жизнь как несчастное животное… А еще я перед лицом милосердного Господа простил и самого себя. За то, что колотил младшего брата Ынсу, что не спел ему гимн, хотя это было его последним желанием, что накинулся на него с матами и бросил одного, когда он горел от жара. И что был соучастником убийства троих невинных людей…

И только после этого я смог пасть на колени и молить прощения у двух погибших женщин и несчастной девушки. Припав к земле и коснувшись ее губами, я смог прокричать, что не имею права зваться человеком.

Я – убийца.

Я смог сделать это потому, что, попав в тюрьму, я впервые узнал о человеческом отношении. Впервые я понял, что значит быть человеком, и познал, что такое любовь. Наконец узнал, каково уважительно относиться к другому, обращаться вежливо на «вы», и как можно любить кого-то, испытывая трепет. Если бы я не попал сюда как убийца, то, возможно, смог бы продлить свое физическое существование, однако моя душа продолжала бы корчиться в навозной куче среди кишащих опарышей. И я бы никогда не догадался об этом… Оказавшись здесь, я впервые пережил часы счастья. Ожидание, волнительные хлопоты перед встречей, искренняя беседа двух людей, молитва за кого-то, встречи без притворства – теперь я знаю, что это значит.

Лишь познавший любовь может любить, и только получивший прощение умеет прощать… Вот что понял я.

Скорее всего, этот блокнот обнаружат после моей смерти. Если президент, когда-то тоже приговоренный к смертной казни, сдержит обещание не приводить в исполнение высшую меру наказания, то мне придется рассказать правду лично, хотя не могу себе этого представить. Однако если я все-таки умру, то тот, в чьи в руки попадет блокнот, пускай передаст его племяннице монахини Моники – госпоже Мун Юджон.

Во время наших настоящих разговоров я несколько раз порывался выложить все начисто, но так и не решился – побоялся разочаровать ее… И того, что она, как и остальные, покинет меня… Если же она откажется принять блокнот, передайте ей: проведенное вместе время, выпитое нами растворимое кофе, съеденные нами булки и те несколько часов в неделю – все это позволило мне выдержать всякие унижения, вынести любые муки, простить врагов, искренне раскаяться в содеянном и повиниться в прегрешениях перед Богом.

Передайте, что благодаря ей мне удалось пережить по-настоящему драгоценное, наполненное теплом и… и счастьем время. И если бы она разрешила… я хотел бы сказать, что готов сделать все от меня зависящее, чтобы хоть как-то облегчить страдания ее израненной души. И напоследок, если Господь позволит, то перед смертью я очень хотел бы признаться в том, что никогда и никому не говорил… Я люблю вас!

Глава 18