Наше счастливое время

Когда живешь, что-то меняется. Иногда к худшему, иногда к лучшему. В течение семи лет после его смерти, встречаясь со многими другими Юнсу, я пришла к выводу, что это не наивное заблуждение. И ездящие на черных машинах судьи, и жестокие убийцы в глазах главного Судьи одинаково несчастные должники в этой жизни. Ни один человек по своей сути не является праведником, и никто изначально не является злодеем, и оттого мы каждый день проводим в мучениях. А объединяет нас непреложная истина – все мы вынуждены бороться со смертью. И это печальная участь человеческого общества, которой не избежать.

Вместо черного покрывала тетя Моника надела белый чепец. Ночной головной убор, как в европейских фильмах, с мелким кружевом по краю. Может, поэтому она казалась совсем маленькой, младенцем, лежащим в колыбельке. Если бы не ее постаревшее лицо, то можно было подумать, будто мы окружили постель, чтобы поздравить с рождением малыша. Однако, даже находясь на больничном ложе, тетя что-то живо обсуждала с отцом Кимом. Взглядом она попросила меня присесть и продолжила:

– И вот он просит положить ему Священное Писание… Выходит, что он согласился встретиться с вами? Ну и как он вам?

Я вспомнила снежный день, когда, узнав, что тетя ушиблась, я примчалась в тюрьму и увидела ее с носовым платком в розовый цветочек на голове. Тогда я еще подумала, что победа за ней, – и сегодня я ощутила то же самое.

Видимо, они говорили о серийном убийце, которого недавно приговорили к смертной казни.

– Ну что сказать… не особо он разговорчивый… Судя по всему, в детстве он имел какое-то отношение к христианству. Сказал, что специально расправлялся с жертвами у окна, откуда хорошо был виден крест на крыше церкви. А еще… признался, что считает себя отъявленным негодяем и боится признавать себя в каком-то другом качестве. Мне он показался обычным человеком.

Договорив, отец Ким с горечью улыбнулся. Тетя почувствовала себя хуже и прикрыла глаза.

В 2004 году в стране не было никого, кто не слышал бы об этом убийце. Из-за него требования возобновить смертную казнь (как и обещал президент, ее не проводили с декабря 1997 года) зазвучали с новой силой, и общественные настроения по отношению к смертникам резко ожесточились. Даже приговоренные к высшей мере, с которыми я встречалась после смерти Юнсу, узнав об этом убийце из газет, восклицали, что такого точно надо прикончить, а после смеялись над своей реакцией, вспоминая, что они и сами недалеко ушли.

– Мы не имеем права отворачиваться от человека, пусть даже он чудовищный убийца или сам дьявол во плоти. Никого из нас нельзя назвать совершенным праведником, никто из нас не безгрешен – одни лишь чуточку добрее, а другие чуточку злее. И жизнь ставит нас перед выбором – раскаяться или продолжать грешить. Поэтому мы не можем лишать этого права на выбор… Отец Ким, перед вами трудная задача… Так хотелось бы помочь, но я, видно, уже свое отжила…

Тетя говорила умиротворенно. Отец Ким, услышав последнюю фразу, собрался было утешить ее чем-то общепринятым в таких ситуациях, однако сдержался. Тетя повернулась ко мне. Ее взгляд был прежним: иногда мелькали шутливые искорки, однако шутить, как раньше, не получалось из-за слабости. Отец Ким вышел, а я присела поближе к ней.

– Ты связывалась с доктором Но?

Я кивнула. И тихонько погладила ее лицо, точно так, как это делала тетя зимой много лет назад. Видимо, она тоже вспомнила те времена и улыбнулась.

– Ну что, смогла оставаться живой все это время? И как ощущения?

– Да вот… Видно, еще придется пожить… – ответила я.

Казалось, я сейчас разревусь. Тетя на самом деле напоминала угасавший фитиль. Я вспомнила о своем старом опасении: «Что же будет, если она умрет?» Однако теперь я знала точно. Несмотря ни на что, надо жить: кажется, так тяжело, и постоянно твердишь, что устал до смерти и это не жизнь вовсе, но тем не менее это тоже жизнь. Точно так же, как, бросаясь словами «умираю от жары или от голода», мы продолжаем жить, так и желание умереть – это тоже жизнь. И желание доступно лишь живым, вот и получается, что это тоже неотъемлемая часть жизни. Поэтому теперь мне пришлось заменить формулировку: вместо «хочу умереть» я говорю «хочу жить хорошо».

– Как дела у твоей матери? – спросила тетя.

– В добром здравии, – ответила я, и мы рассмеялись.

– Приходила мать… мать Юнсу.

От произнесенного имени у меня непроизвольно перехватило дыхание, я ничего не могла сказать.

– Оказалось… она живет неподалеку. Моя подруга монахиня присматривает за бесприютными стариками в Тондучхоне провинции Кёнгидо. Там она и обнаружилась. Как уж у нее жизнь сложилась, что оказалась в таком месте?.. Судя по всему, у нее старческое слабоумие… Это мне монахиня сообщила, проверившая данные.

Я молча сжала тетину руку. Она дрожащими пальцами достала из-под подушки крестик и протянула мне. Он был вылеплен Юнсу из рисинок перед смертью.

– Съезди и передай это ей. Рассказывают, что она, когда не очень холодно, целый день сидит перед домом и кого-то ждет… сестра у нее спросила: «Кого ждете?» – «Сына…» – «А как зовут сына?» – «Унсу…»