Наше время. 30 уникальных интервью о том, кто, когда и как создавал нашу музыкальную сцену

– Ну, если бы ваши начинания – музыкальный центр, компания SNC-рекордс, радиостанция, гастроли зарубежных звезд и т. д. – не приносили дивидендов, вы, полагаю, сделались бы банкротом.

– У вас ход мыслей нелогичен. Не думаете, что зарабатывать можно на чем-то другом, а на искусство, наоборот тратить? Я в жизни разделил заработок и искусство. Шоу-бизнес не имеет ко мне никакого отношения. И никогда не имел. Как только он действительно здесь начался, я от него отошел. По-моему, году в 1993-м. Последнее, что я сделал – привез Iron Maiden и с тех пор больше этим не занимаюсь. В принципе не занимался шоу-бизнесом и раньше. Мой центр коммерческим не был. Его смысл заключался в помощи запрещенным ранее музыкантам. Они играли на моей аппаратуре, моих гитарах, в моей студии. Я продюсировал их, но денег от этого ни копейки не получал. Какой же это шоу-бизнес? У меня денег достаточно, чтобы больше в жизни о них не думать, но зарабатываю я их чистым бизнесом, не связанным с людьми, с искусством. Когда эти понятия совмещают, что-то приносится в жертву – либо бизнес, либо искусство.

Для меня бизнес – не удовольствие. Это таскание мешков в порту, необходимый труд, выполняя который можно заработать деньги и заниматься после тем, что тебе нравится. А в искусстве, каким бы оно ни было – музыка, театр, фотография – я всегда трачу. Спонсоров у меня нет, значит, приходится добывать средства самостоятельно.

– Почему вы пригласили оформить «Волосы» именно Церетели, художника и гражданина, вроде бы весьма далекого от хиппизма?

– Зураб просто мой давний товарищ. Он очень талантливый человек, а его изобразительное искусство, прежде всего работы маслом, – особый талант, ничего общего не имеющий с его скульптурами. Совершенно иное направление, порой кажется, что это произведения двух разных людей. Поскольку нас интересовал именно изобразительный дар Церетели, я совершенно искренне предложил ему сделать эскиз к спектаклю. Он участвовал в конкурсе наряду еще с тремя художниками, и его вариант оказался лучшим.

– А что, мог победить кто-то другой?

– Выбирал американский режиссер, и это его решение.

– Наверное, он знал, кто такой Церетели?

– А что ему до этого? Он в Америке живет. Впрочем, а мне что? Если спектакль оформил Зураб, мне кто-нибудь деньги даст, что ли?

– Вам понравилась хоть одна попытка постановки рок-оперы в России? Допустим, «Юнона и Авось», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» в Ленкоме, «Иисус Христос – суперзвезда» в театре имени Моссовета?

– Это совершенно другой жанр. То, что делал Марк Захаров, не называется рок-оперой. И в театр им. Моссовета тоже была не рок-опера. Муслим Магомаев пел битловскую «Вчера», но это же не значит, что он исполнял ее в стиле «рок».

– Тогда можете вы утверждать, что «Волосы» – первый опыт привнесения на российскую сцену настоящей рок-оперы?

– Да, стопроцентно. Только это не рок-опера, а рок-мюзикл. Мне сейчас очень хочется привить рок-культуру в театре. Спектакль создавался именно с такими амбициями. Не затем, чтобы сказать какое-то новое слово в российском театральном искусстве, а чтобы заговорили о новом музыкально-драматическом жанре.

– Созданный вами театр будет репертуарным?

– Обязательно. Антрепризу в принципе не признаю, отношусь к ней, как к попсе, а попсой я никогда не занимался.

– Вы уже знаете, каким будет следующий спектакль в репертуаре вашего театра?

– Да. «Иисус Христос – суперзвезда». Начинаем репетировать в декабре. А «Волосы» будут теперь существовать столько же, сколько и наш театр.

Наминский театр действует по сей день, в неразрывном со Стасом пространстве столичного парка Горького, и в его репертуаре по-прежнему (уже третье десятилетие) и «Волосы», и «Иисус Христос – суперзвезда». Тут творец «Цветов» свое слово сдержал. Живучесть его «гуманитарных проектов» зависит, в сущности, лишь от желаний Намина. Так считает он сам. И пятнадцать лет назад, в 2006-м, за бокалом вина в сеульском ресторане, я еще раз услышал от него эту мысль.

«Единственный побудительный мотив для меня в жизни – это кайф. Той же музыкой я начал заниматься и продолжаю, не потому что это выгодно или мне государство что-то платило или платит, а потому что – в кайф.

– Но кайф бывает очень дорогим?