Читаем Наше время. 30 уникальных интервью о том, кто, когда и как создавал нашу музыкальную сцену полностью

– Круговорот человеческих судеб от нас зависит очень мало. Но расскажу тебе такую вещь. Где-то в начале 1983 года, прекрасная женщина, директор Дома Художественной Самодеятельности, Анна Александровна Иванова, под начальством которой жил Ленинградский рок-клуб, с печальной улыбкой попросила меня пройти в комнату, где сидел товарищ в штатском. И он стал задавать мне разные вопросы. Основное условие их «игры» было такое: вы с нами разговариваете, но дабы не испортить свою же судьбу, молчите в тряпочку об этом общении. И на этом держалась вся их магия. Они всегда рассчитывают на заговор молчания и так держат каждого на поводке.

Я поступал по-своему. Запасался десятком двухкопеечных монет и обзванивал друзей, предупреждая: со мной только что провели беседу. Вы, судя по всему, следующие в очереди. Так что ты прячь свою траву, а ты выгони такую-то бабу и больше никогда к себе домой не пускай. Не стану конкретно называть, кому звонил, но это всем известные имена. Я считал своим долгом предупредить тех, кому грозила опасность. А дома меня ждали еще человек десять, которые рассчитывали услышать детали встречи.

– В России, к слову, много споров о том, надо ли вообще открывать спецархивы?

– Какие могут быть споры? Все архивы нужно открывать, без ориентации на «срок давности». Это же еще в Писании сказано. Россия считается христианской страной, но хоть бы кто-нибудь здесь вспомнил об этом: «Нет ничего тайного, что не стало бы явным». Под этим лозунгом должны выставляться все архивы.

– Ты обращаешь внимание на популярные сегодня рэп-баттлы?

– Когда я был маленьким и гулял во дворе на улице Алтайской, там в детской беседке периодически отдыхали сильно выпившие граждане. И свою порцию баттлов я получил, внимательно слушая их разговоры. Думаю, ничего нового в этой области уже не узнаю. Хотя я очень хорошо отношусь, скажем, к Оксимирону. Он, без сомнения, талантливый человек. Но суть любого баттла – разговор двух людей по принципу: дурак – сам дурак. Только делается это развернуто, с применением большого количества эпитетов. А мне это слушать неинтересно.

– Гарик Сукачев считает, что рэп смел рок-музыку, и сам он уже если не нафталин, то герой минувших дней.

– Как я сочувствую Гарику. Химически тяжело считать себя нафталином.

– Что тебе сейчас реально надоело?

– Моя лень и пьянство. А еще – чудовищная косность, агрессивность и безвкусица многих моих сограждан. Надоел восторг, с которым люди кидаются в океан ничего-не-думания. Такое сладкое желание отказаться от малейших попыток сообразить, что же на самом деле происходит. Говорят, что Бернард Шоу однажды сказал: «Два процента людей думают, три процента людей думают, что они думают, а 95 процентов лучше умрут, чем будут думать». Вот это меня достает.

Константин Кинчев

Между отчаянным, фатальным, озлобленно-скоморошеским альбомом «Алисы» – «Черная метка», изданным в 1994-м, после самоубийства гитариста группы Игоря «Чумы» Чумычкина, и следующим большим высказыванием – альбомом «Дурень» (акустический «Jazz» оставим в стороне), минуло три года. В этот период Костя Кинчев пережил серьезную внутреннюю трансформацию, углубился в православие, и лично для меня стал не то чтобы другим, но иным человеком, к общению с которым надо было привыкнуть заново. Его харизматичность и талант поэта-фронтмена не потускнели, но того Кости, к которому я в первой половине «девяностых» иногда заходил поговорить в обычную московскую квартиру на улице Народного Ополчения, уже не было. С этого поворотного 1997-го я и полистаю «календарь».

1997 год

– Когда-то давно ты сказал мне, что Чумычкина пока не заменит никто, ибо так просто подобные вещи не происходят. Теперь вас снова пятеро, а на последней пресс-конференции ты заявил, что вы отдали ему свою дань. Это о чем?

– Мы сделали трехлетнюю паузу и работали вчетвером. Я посчитал, что этим мы выполнили перед Игоряном все, что должны были выполнить. Я включаю сюда весь период с альбома «Черная метка», который, если уж говорить по-честному, записывался именно в том состоянии, из которого Игорян не сумел выйти. И в таком же состоянии прошел весь тур после его гибели. Потом я слез с наркотиков.

– Такой период был у всей группы или только у вас двоих?

– Только у нас.

– Но тебе удалось избежать трагических последствий.

– Ну, это специфика человеческой психики.

– А совсем недавно умер Толя Крупнов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену