Нашествие

— Что ж вы заучились совсем, барин. Ждём вас не дождёмся. Пожалуйте обедать, сударь мой.

Бросила на барыню взгляд. Затворила дверь.

«Как она на меня глянула». Анна Васильевна в замешательстве взяла Сашин карандашик, повертела его в руках: «Почему она на меня так посмотрела? Я же ничего такого не делаю».

— Это животное не стоит вашего мизинца, — тихо произнёс учитель.

— Я? Ах, нет… Как вы можете так… — попробовала возмутиться Анна Васильевна.

Но сама слышала, как голос её дрожит.

«Он просто учитель. Учитель моего ребёнка. И больше ничего».

— Я пришла сказать вам… — строго начала она.

Учитель взял из её рук карандашик. Коснулся пальцев. Пожал.

Анна Васильевна не осмеливалась поднять глаза.

— …Что так продолжаться не может. Я много, невозможно много старше вас…

Но забыла, что за этим собиралась сказать, — всё растаяло в радости, которая перетекла от его руки в её и заполнила её согласно энергетическому закону, который недавно открыл господин… господин… господин… как же его звали…

Учитель потянул её за руку, и она жадно ответила ему на поцелуй.

Бурмин, задрав подбородок, изучал тесно заставленные полки. Толстые дубовые доски прогибались под драгоценной ношей.

— Мой бог, — только и молвил Бурмин. — Аламбер. Руссо. Монтень. Гельвеций. Монтескьё. Все римляне.

— Здесь есть и настоящие редкости! Трактаты о странных существах. О колдовстве. Об алхимии. Ну, в общем, всякая старинная галиматья. Курьёзы, — поспешил добавить Митя на всякий случай.

Бурмин обернулся к своему новому знакомцу:

— Если и существует рай, то он похож на эту библиотеку.

Митя расплылся в улыбке. Более обычного похожий на пса, который норовит броситься, облобызать. Искреннее восхищение Бурмина привело его в восторг.

— Ваш отец — изумительный человек.

Улыбка Мити скисла:

— Библиотеку собирал мой дед! — с вызовом поправил он.

— Но ваш отец…

— Отец за всю жизнь не прочёл ни одной книги.

— Так-таки ни одной, — с улыбкой ответил на горячность молодого человека Бурмин.

— Не считая приходно-расходных! — Митя сам не заметил, как повторил дурную, оскорбительную остроту Мишеля.

— Но ваш отец всё-таки перевёз все эти книги сюда. Это его характеризует. Я был бы рад, если бы вы представили меня вашему отцу.

Митя покраснел. Замигал.

— Моему отцу?

При мысли, что Бурмин может о нём подумать и что Бурмин непременно подумает о самом Мите, когда увидит его отца, стыд калил щёки.

— Мой отец! Если бы вы знали, что за тип.

— Расскажите.

— Несносный. Самодовольный. Невежественный. Грубый. Неотёсанный. У меня чувство, будто…

Но Бурмин не слушал. Книга, та самая книга жгла его взгляд. Манила. Казалось, светилась. Палец остановился на лиловом корешке. «Что может быть естественнее — вынуть, полистать». Сердце его стучало, будто он задумал что-то постыдное, когда Митя повторил вопрос.

— …Бурмин?

Бурмин вздрогнул и отдёрнул руку от лилового корешка, заложил за борт сюртука.

— Что, простите? — не сразу откликнулся он.

— А вы — были близки с вашим отцом?

Он повернулся к книге спиной. Но казалось, и затылком чувствовал её.

«Я что-то ляпнул? Какой болван», — огорчился Митя, заметив, что лицо Бурмина странно потускнело.

— Вы правы, Бурмин. — Затараторил восторженно: — Кому интересны все эти папаши, мамаши, дедушки да тётушки? Скоро всех детей будут забирать у матерей сразу после рождения и в особых заведениях воспитывать из них идеальных граждан.

— Да-да, — Бурмин кивнул рассеянно.

Митя поспешил загладить свою оплошность — переменил тему:

— Хотите что-нибудь одолжить почитать?

Бурмин улыбнулся:

— Как я могу сказать нет.

Митя с излишним оживлением бросился к корешкам поодаль:

— Гляньте. Вот этим масонским манускриптам — две сотни лет, не меньше. Дед купил их в Риме. Отдал целое состояние. Берите! Какие вас заинтересовали? Маменька только рада, если одолжите. Её отец считал, книги живы, пока их читают.

— Мудро сказано.

Бурмин обвёл взглядом полки:

— В эдакой пещере Али-Бабы… Столько сокровищ, что глаза разбегаются.

Он изобразил задумчивость:

— Если вы так добры, что позволяете мне воспользоваться вашей любезностью… Вот этого Монтескьё. — Бурмин шагнул к полкам. — Ещё Адама Смита. Вы читали Адама Смита? У него довольно занятная экономическая теория, взгляд в экономическое будущее Европы, которое, по сути, уже можно видеть…

Так он болтал, а пальцы-воры проворно выдернули заветную лиловую книжицу, сунули под Адама Смита. Поспешили к следующей, пока Митя не спросил: «А эта лиловая — о чём? А вам — зачем?» Но опасался напрасно. Митя был очарован им. Наивно-радостный взгляд был устремлён Бурмину куда-то в лоб, а с языка, онемевшего от восхищения новым приятелем — умным, уверенным в себе, блестящим, — смогло сорваться лишь:

— Нет. Адама Смита я не читал.

Бурмин улыбнулся ему так, будто Митя сказал нечто очаровательное, и вдруг сказал — учтиво, но таким тоном, что Митя не осмелился бы ослушаться:

— Всё же представьте меня вашему отцу, окажите мне любезность.

Василий, крепостной мужик Ивиных, держался с достоинством. Степенно изложил своё дело. Перевернул чашку, поставил на блюдце, отставил.