Нашествие 1812

С вершины лысого холма почтовый тракт спустился к узкой речке без отмелей. Николай Петрович Румянцев выбрался из экипажа и, прихрамывая и опираясь на трость, направился в ямскую избу. У самого крыльца он остановился еще раз взглянуть на речку. Рубежанка. Два века назад здесь проходила граница с Речью Посполитой, а вместо почтовой станции Сеньково стояла таможня… Смотритель услужливо распахнул перед ним дверь.

Хозяйка хлопотала у самовара. Графский лакей в белых перчатках окинул избу брезгливым взглядом, расстелил на краю стола сложенную вдвое скатерть и принялся доставать чайный сервиз из походного погребца. В это время с улицы послышались бубенцы; еще одна тройка завернула во двор, но не со стороны Невеля, а от Великих Лук.

Румянцев невольно залюбовался смуглым стройным мужчиной в дорожном сюртуке, который вошел в двери, слегка пригнувшись, и тотчас снял шляпу с черных как смоль кудрей. Красивая всё-таки нация – испанцы. Франсиско Сеа Бермудес поклонился графу, приветствуя его по-французски, выразительно огляделся вокруг, держа в правой руке портфель из темно-красного сафьяна. Николай Петрович велел лакею убрать со стола: после, некогда – и принести ему из кареты походный письменный несессер.

Договор о дружбе, согласии и союзе между Россией и Испанией был подписан сразу, не откладывая. Подробности (признание кортесов, сидящих в Кадисе и правящих от имени пленника Фердинанда VII, а также принятую ими Конституцию) можно обсудить и позже, главное – обязательство вести мужественную войну против императора французов, общего врага русских и испанцев. Зная о франкофильстве канцлера, государь скрывал от него переговоры, которые тайно вел с Бермудесом еще с прошлой осени, но теперь, после коварного вторжения, Румянцева не нужно было ни в чём убеждать. Испанец приехал в Петербург через Лондон, где заручился обещанием содействия от маркиза Уэлсли; это хорошо: Сухтелен уже должен был подписать в шведском Эребро мирный договор с Англией, отменявший континентальную систему. В обмен на мир англичане обязались уплатить русский долг Голландии и предоставить Швеции субсидии на военные нужды. Бернадот, должно быть, прыгает от радости. Как он, однако, зол на Наполеона! Он ставит испанцев в пример, предлагая императору Александру перенимать их опыт народной войны: «Ваше Величество одним только желанием легко может восполнить потери среди своей империи, окруженный подданными, которые Вас любят и которые только и стремятся к тому, чтобы обеспечить Ваше счастье и Вашу славу, в то время как император Наполеон удален от своего государства и ненавидим всеми народами, которые он подчинил своему ярму и которые видят в нём только предвестника разрушения». Его бы устами да мёд пить…

* * *

Никто в Витебске доподлинно не знал, в чьих руках сейчас Могилев: одни говорили, что там всё еще русские, другие – что уже французы. Вторым Волконский не слишком верил, думая, что у страха глаза велики. Терзаясь сомнениями, он продолжал свой путь: будь что будет, смелость города берет! Верст за десять от Могилева ему навстречу попались дрожки, в которых сидел генерал Мницкий, знакомец по Прусской войне.

– Куда вы скачете, князь? – крикнул генерал, велев своему вознице придержать коней.

– Еду к князю Багратиону посланным от государя.

– Вы с ума сошли, там французы!

– Наверно ли вы это знаете?

– Должны быть! Я успел выехать перед самым их приходом.

Серж лихорадочно соображал, закусив щеку изнутри. Мницкий был в Могилеве начальником внутренней стражи; раз он уехал, значит… Хотя, с другой стороны, почему он не при своей команде? Да и, насколько помнит Волконский, этот генерал – порядочный трус… А, была не была! Он поехал дальше.

У заставы штабс-ротмистр достал из кобур пистолеты.

– Они заряжены, – строго сказал он ямщику, взводя курки. – Гляди у меня! Как завидишь французов, или сразу поворачивай назад, или гони через Могилев во всю прыть, не то убью на месте!

Ямщик перекрестился; Волконский сделал то же, пока он не видел, и приставил один из пистолетов к его голове. Тройка понеслась стрелой к мосту через Днепр.

Только-только рассвело; на мосту маячила одинокая фигура – полицейский драгун! Слава тебе, Господи! Флигель-адъютант приказал везти его в губернаторский дом. На улицах ни души, мертвая тишина; во дворе губернатора экипаж, готовый к отъезду… С западной стороны послышались ружейные залпы, ухнула пушка – э, да там нешуточный бой… На крыльцо вышел граф Дмитрий Александрович Толстой – сухонький, подтянутый старик, похожий на степного коршуна; за ним следовал полковник Грессер (как, он разве не в Борисове?). Князь, вам нельзя здесь оставаться! Враг у ворот: гарнизонный батальон из инвалидов ведет сейчас бой с неприятельскими разъездами у Виленской заставы… Волконский переменил лошадей и поскакал дальше.

Передовые отряды Багратиона встретились ему возле Дашковки; за отрядом графа Сиверса следовал корпус генерала Раевского. Волконский сообщил генералу, что неприятель уже занимает Могилев; Раевский приказал солдатам ускорить шаг.

* * *