Нашествие 1812

В Будилове Барклай-де-Толли собирался перейти через Двину, пользуясь тем, что французы, преследовавшие его от самого Полоцка по левому берегу, были вынуждены карабкаться по холмам и сильно отстали. Понтонерам, ушедшим вперед, было приказано вернуться. Французская конница не ближе чем в трех переходах; переправившись, ударим на Оршу, раздробим силы Даву, соединимся с князем Багратионом и вот тогда дадим решительное сражение. Однако, объехав войска, главнокомандующий передумал. Люди были измучены усиленными маршами по жаре; солдатам приказали расстегнуть мундиры и снять галстуки, но они всё равно еле волочили ноги и глядели очумело. Множество печеного хлеба, заготовленного еще в Дрисском лагере, пришлось оставить из-за нехватки подвод, и теперь в полках остро ощущался недостаток продовольствия. Проныра комиссионер просил выдать ему денег для уплаты за провиант, купленный у евреев в Дыбалях, как будто Барклай не видел карты и не знает, что эта деревня находится на левом берегу, где французы. Вот люди! Пригрозив комиссионеру кандалами, главнокомандующий приказал арестовать полковника конной гвардии Арсеньева, опоздавшего выступить из Полоцка в назначенное время: здесь армия, а не Стрельна! Разумеется, через несколько минут к Барклаю явился великий князь Константин Павлович, не скрывавший своей неприязни к нему и ухватившийся за повод ее выразить… Досадно тратить время на подобные сцены. Михаил Богданович продиктовал приказ графу Орлову-Денисову, чтоб перешел Двину со своим лейб-казачьим полком, собирал сведения о приближении неприятеля и доставлял прямо в Витебск, куда направится армия.

В Витебске ее встретили радостной вестью: Раевский занял Могилев! Слава тебе, Господи! Поздравив своих генералов, Барклай отправил гонца к князю Багратиону с предписанием снарядить Раевского из Могилева на Шклов, а самому продвигаться к Орше, куда придет и он, дав людям отдохнуть несколько дней. Цесаревича Константина главнокомандующий послал в Москву к государю с секретным сообщением (а на самом деле – чтобы хоть немного отдохнуть от него). Обнадежив смоленского гражданского губернатора насчет того, что отступление прекратилось и обе русские армии начнут отныне действовать наступательно, Барклай-де-Толли велел витебским чиновникам раздать обывателям хлеб для заготовления сухарей, изымать у них прочий провиант, платя за него облигациями, учредить в Велиже магазин для ссыпки хлеба из помещичьих амбаров и устроить подвижной магазин, чтобы армия всегда имела при себе запас сухарей, вина и мяса на четверо суток.

Однако французские отряды были замечены в Бешенковичах и Сенном; из Глубокого шли итальянцы Евгения де Богарне, баварцы Гувион-Сен-Сира и французская гвардия; сам Наполеон уже переправился через Двину. Идти в Оршу было поздно, оставалось надеяться, что князь Багратион сумеет пробиться в Витебск. На рассвете тринадцатого июля Барклаю донесли, что неприятель движется к Островне. Граф Остерман получил приказ взять два эскадрона лейб-гусар и шесть орудий на конной тяге и задержать там французов как можно дольше, до подхода Второй армии.

Первые французские разъезды показались у корчмы в Комарах. «В атаку! Рысью! Марш!» Рысь быстро перешла в галоп. Устремившись в погоню, лейб-гусары легкомысленно захватили с собой и артиллерию, но ее не удалось развернуть и изготовить к бою: у Островно эскадрон наткнулся на толстую, непробиваемую стену из ровно выстроенных французских войск. После первых же залпов раненые кони забились в постромках возле убитых артиллеристов; пушки пришлось бросить и отступить россыпью поодиночке.

Темно-голубые глаза Остермана казались больше сквозь очки, которые он водрузил на свой орлиный нос. Зажатой в руке нагайкой он указывал направления, и ординарцы пускались галопом, чтобы передать командирам частей, куда им следует идти. Пехота разворачивалась в две линии по обе стороны от главной дороги, правый фланг упирался в реку, левый – в лес и болото; конница выехала вперед, чтобы дать артиллеристам время приготовиться.

Польские уланы в нерешительности смотрели на конных егерей, в беспорядке отступавших перед мчавшимися на них… кто это? Мундиры похожи на вюртембергские, и скачут они прямо на неаполитанского короля… Торопливый звук трубы развеял все сомнения: это враги! Полк начал строиться поэскадронно. Да, теперь уже видно, что это русские драгуны. С той стороны, где находился Мюрат со своей свитой, раздался гром ружейного залпа, вспухло белое облачко порохового дыма. Русские выполнили разворот и начали отступать хорошей рысью; поляки устремились за ними.

Острия пик с бело-красными флюгерами колебались в нескольких вершках от спин в темно-зеленых мундирах, но русские не прибавляли ходу, не оборачивались и не принимали бой, словно дразня поляков. Комья земли с пучками травы летели из-под копыт, ударяясь в грудь лошадям преследователей. Капитан Лоевский не выдержал:

– Солдат, вспомни Прагу! – крикнул он, выхватив пику у ближайшего к нему улана. – Отмстим!