Нашествие 1812

«Земста!» – вырвалось из сотен глоток. Стальные жала вспарывали сукно и впивались в плоть; несколько всадников свалились с коней; скачка уступила место сече. Через несколько минут уменьшенный вполовину отряд драгун рассеялся в разные стороны.

Тучи картечи пробили кровавые бреши в польских эскадронах. Капитан Лоевский вылетел из седла; под майором Сухоржевским убило лошадь. Уланы повернули назад, разъехавшись веером; в освободившееся пространство ворвался гудящий рой летящих ядер, посланный французскими орудиями. Русские уносили в тыл стволы с разбитых лафетов: больше трофеев Мюрат не получит!

Били барабаны; русская пехота шла в атаку прямо через лес, батальон за батальоном, норовя обойти французов с фланга; перестроившись, уланы повернули обратно. Под Сухоржевским убило вторую лошадь, сам он был ранен в руку; полковника Немоевского вывезли из боя без сознания, положив поперек коня, словно тюк.

Уланы, гусары, пруссаки, поляки… Лесные тропы были завалены трупами людей и лошадей. Новую атаку конных егерей отбили штыками: заряды были на исходе, стрелять приказано только в упор. Перегородив большую дорогу, русская пехота по команде смыкала ряды, прореженные свинцовой метелью.

– Ваше сиятельство, что делать? Зарядов нет, неприятель ядрами и картечью наносит большой урон…

Пуля свистнула возле самого плеча Остермана; докладывавший ему генерал невольно отшатнулся. Правая бровь Александра Ивановича чуть-чуть приподнялась.

– Ничего не делать, – ответил он. – Стоять и умирать.

Солнце садилось за спиной у французов, освещая мягким светом пехотную дивизию, отправленную Богарне на помощь Мюрату. К Остерману подскакал генерал Уваров: он привел кавалерийский корпус, где ему встать? Граф указал ему место на правом фланге, но просил беречь людей и не лезть к черту в пекло. Уваров уехал к реке; через два часа два драгунских эскадрона мчались с саблями наголо на французских вольтижеров, переправившихся через Двину, а еще два, спешившись, палили из ружей по пехоте.

Желтый закат неохотно угас, в лесу стало темно. Генерал Коновницын передал Остерману приказ Барклая-де-Толли: отвести своих людей за деревню Куковячино, где уже заняла позицию 3-я пехотная дивизия.

До Куковячина надо было пройти восемь верст – после целого дня сражения без еды и питья, да если ноги целы. Когда отряд Остермана добрался до деревни, уже светало, а когда в блеклое небо выкатилось солнце, окрестные леса вновь откликались эхом на стрельбу: теперь уже Коновницын сдерживал француза.

Польская кавалерия прикрывала французскую пехоту, но в лесу ей было не развернуться. На правом фланге, прижатом к Двине, Коновницын сам ударил на неприятеля после двух отбитых атак. За оврагом установили батарею, там командовал Кутайсов. Ближе к полудню атаки прекратились – утомился француз? Нет, вон опять строятся, ударили в барабаны… «L’empereur est arrivé, il est avec nous!»[14] – в глазах пленного сияет гордость, как будто Наполеон сейчас явится лично, чтобы освободить его. Здесь сам Бонапарт! Генерал Коновницын сражается с императором французов! Дрожь возбуждения пробежала волной по всему телу.

Французы вели общую атаку на всю линию; артиллерийский огонь сменялся ружейным, штыковые атаки – наскоками конницы. Палатка Наполеона стояла на холме слева от дороги, на берегу Куковячи; ее хорошо было видно отовсюду. Польские уланы захватили три орудия; Черниговский полк бросился в штыки и отбил их. Мимо Коновницына пронесли графа Кутайсова, раненного в ногу.

– Что прикажете делать, ваше превосходительство?

– Не пускать неприятеля!

Главнокомандующий прислал разрешение ретироваться; отправив назад часть артиллерии, Коновницын пятился по узкому лесному дефиле. Генерал Николай Тучков, подошедший от Витебска с гренадерской дивизией, принял у него командование как старший в чине; стрельба не стихала до поздней ночи.

«Прошу князя Багратиона действовать решительно и быстро и непременно занять Оршу, без чего все усилия наши будут тщетны и пагубны. Поспешите сим действием. Защита Отечества ныне совершенно в ваших руках. Я же отсель до тех пор не пойду, пока не дам генерального сражения, от которого всё зависит. Барклай-де-Толли».

* * *

«Временная комиссия для управления Могилевской губернией, составленная по повелению маршала Великой армии войск французских и соединенных, принца Экмюльского и многих орденов кавалера, оповещает сим вашему высокопреосвященству, что завтрашнего дня, в 9 часов, т. е. 26 июля по новому календарю[15], в здешней Грековосточной Соборной церкви в обязанности будет всего могилевского духовенства, дворянства и прочих состояний греческого исповедания учинить присягу на верность французскому императору и итальянскому королю, великому Наполеону, и совершить вам самим лично, яко первенствующему архипастырю губернии Могилевской, божественную литургию, поминая отныне в оной, равно как и в благодарственном ко Всевышнему молебствии, вместо императора Александра – французского императора и итальянского короля, великого Наполеона…»