Нашествие

Пошёл мимо конюшни: в темноте кони возились, переступали копытами, хрумкали сеном. Улыбнулся, вспомнив: Ромка боязливо протягивает ладошку с яблоком, Кояш берёт осторожно мягкими губами, хрустит. Кивает, тряся золотой гривой, благодарит; а сын смеётся заливисто – так только дети умеют, искренне. И княгиня рядом стоит, с Антошкой на руках, улыбается; и солнечные лучики запутались в её косах, играя. Любимая моя, Настенька…

– Настя! – крикнул кто-то в темноте. – На вечорку придёшь?

Что за ерунда? Дмитрий удивился: будто не в столице Булгара, а на улице русской деревеньки. Неужто послышалось?

– Нет, братец ругаться будет, – ответил совсем рядом нежный голос, – до завтра уже.

В световую полосу от факела вступила девушка: тонкая, гибкая, в отороченном мехом булгарском кафтане, в принятой у местных тюбетейке с серебряным шитьём. Улыбнулась князю:

– Хэерле кич, абый.

– Добрый вечер, девица красная, – растерянно ответил Дмитрий, – вот тебе и Настя.

Девушка рассмеялась, ответила по-русски:

– Меня зовут Айназа, почти как «Настя» по-вашему.

И исчезла в темноте.

У дверей дремал караульный. Услышал князя – выпрямился, браво стукнул копьём: бдим, мол.

Дмитрий прошёл внутрь, сел на лежанку. Плошка нещадно коптила, наполняя комнату вонью горелого жира. Так к утру совсем нечем станет дышать.

Князь поднялся, чтобы затушить огонь, и вздрогнул: в углу качнулся тёмный силуэт. Схватился за меч и услышал:

– Стоп, сержант Ярилов, свои. Это я, Барсук.

Сентябрь 1229 г., крепость Каргалы, слияние рек Урала и Сакмары

Алтынбек, царь Булгара милостью Создателя, закончил вечерний намаз. Поднялся с колен, провёл ладонью по лицу, будто пытаясь стряхнуть усталость. Спросил:

– Есть новости?

– Новые костры по всей восточной стороне. Видимо, ещё прибыли войска.

– Это хорошо, – задумчиво сказал эмир, – пока монголы топчутся под стенами крепости – они не топчут землю Булгара.

Начальник тысячи алпаров неуверенно кивнул в знак согласия. Он не скажет вслух того, за что себя давно клянёт эмир: поход в степь стал грубой ошибкой.

Надо было остановиться сразу после того, как разгромили монгольскую тысячу под стенами балика. Но лёгкая победа вскружила голову: сначала гнали остатки татарского отряда, добивая в спину; потом обезумевшие беглецы вывели на своё становище – и там случилась славная сеча. Настоящая бойня: монголы не ожидали нападения, считая, что уже стали полновластными хозяевами Дешт-и-Кыпчак. Многих поразили булгарские стрелы; сотни захватчиков остались лежать в степи, устроив пиршество для стервятников.

Так и домчались до осаждённой месяц назад крепости Каргалы, что стоит там, где речка Сакмара впадает в могучий Урал. Порубили захваченных врасплох монголов, выручили окружённых товарищей. Надо было сразу уходить в Булгар, но Алтынбек проявил непростительную беспечность, опьянённый успехами. Забыл, что побеждённые – всего лишь малая часть гигантской орды…

А через три дня появился темник Кукдай и перекрыл обратный путь на север. Тогда ещё можно было прорваться, но Алтынбек похвалялся:

– Глупые степняки! Думают, будто могут сдержать меня своими заставами. Да пусть собирают последние силы, что у них остались: мы, как волчья стая, бросимся и перережем всё баранье стадо! Это гораздо веселее, чем гоняться за ними по степи, как за трусливыми зайцами.

Через неделю сам Субэдэй привёл тумен, освободившийся после разгрома саксинов. Ловушка захлопнулась: три тысячи алпаров были окружены впятеро превосходящими силами. Монголы не шли на штурм: зачем тратить силы и трясти дерево, если созревший плод сам упадёт на землю? Лишь посылали лучников, которые обстреливали крепость; уставшие монгольские сотни с опустевшими колчанами сменялись новыми, и весь день на Каргалы сыпался железный дождь, убивая и раня защитников. Лишь ночь приносила облегчение; и только ночью булгары пробирались к берегу и набирали воду для людей и коней в кожаные вёдра…

– Как думаешь, Азамат получил известие?

– Я отправил трёх гонцов разными путями, – ответил тысячник, – хоть один должен был добраться.

– Тогда где ответ?

– Наверное, посланники сардара не могут пробраться в крепость. Монголы перекрыли все тропы.

– Сын осла! – закричал эмир. – Мне не нужны посланники с писульками, мне нужен другой ответ: мой стальной корпус, мой ак-булюк! Где этот паршивец, лентяй Азамат? Надувается кумысом в неге и безопасности, да лопнет его брюхо?! Хватает за мясистые прелести развратных девок в притонах Биляра вместо того, чтобы схватить за горло язычника Субэдэя? Видит Всемогущий: доброта и терпение мои не бесконечны!

Тысячник молчал, пережидая припадок несправедливого гнева. Когда эмир немного успокоился, сказал:

– Корма для лошадей осталось на три дня. Потом придётся их резать.

– Твоя башка пуста, как казан голодающего нищего! Если останемся без коней – как вернёмся в Булгар? Поплетёмся пешком через степь? Как будем преследовать разбитых монголов? Бежать и кричать: «Постой, друг, я не могу угнаться за тобой, чтобы разрубить надвое»?

Тысячник буркнул: