- Погодите. Ты, паря, меня на понт не бери, я четверть мотал, когда ты еще под стол ссать бегал. Но смелых - уважаю. Зачем мне тебя убивать? Живи… покуда. Так ведь не я - ты сам разборки начал. Мне тебя мои люди точно срисовали - и прикид, и профиль. Я тебя узнал… Ты - Дар?
Я промолчал. Сыч, не дождавшись ответа, продолжил:
- Имечко какое, не запомнишь сразу… То ли дело, мои - Птаха, Чебан, Рубец, Губошлеп.
Названные Сычом, парни довольно осклабились. Я, пропуская мимо ушей то, что говорил главарь, прислушивался к звукам, доносившимся из леса… Нет, слишком тихо. Элина, либо успела скрыться, либо… Внезапно шелест листвы и стрекотание птиц прервал низкий гул - так звучала раковина! Значит, она услышала мой голос и сумела сделать правильный вывод!
- Ты где, в облаках витаешь?
- Я слышу, Сыч. Так тебя величать?
Он смотрел куда-то, в сторону… Из зарослей выскочили двое, которых он, ранее, отправил прочесывать местность…
- Ну?
- Никого, пахан! Только шмотки валяются, и все!
Сыч обернулся в мою сторону:
- Вы что же, деревья голыми руками валили? Где топоры?
Я пожал плечами:
- В траве, наверное. Пусть твои сыщики получше ищут - найдут, пожалуй!
- Ладно, оставь… - он с показным миролюбием махнул своим, начавшим обшаривать все вокруг в поисках нашего оружия. - Мне твои топорики ни к чему... Я за другим делом пришел - поговорить.
- То, что ты мужик смелый - это хорошо, - продолжил он, усевшись на поваленный ствол. Один из шестерок быстро подскочил и подал уже дымящуюся самокрутку. Тот взял ее в рот, затянулся пару раз и, с отвращением, выбросил. - Ты что, тля, мне подсовываешь?
Он пнул незадачливого парня ногой, и тот повалился на землю, к радости и гоготу окружающих. Я заметил, как в глазах униженного мелькнула и мгновенно погасла искорка нескрываемой ненависти…
- Вот, зараза, - пожаловался мне Сыч. – Ну, нету нигде табачка, хоть ты тресни... Ты, случаем, не знаешь, в долине он у кого ни будь есть? Курить хочу, уши вянут...
- Я не курю.
- Ну, да, как же… Вижу, вижу - здоровьице бережете, значит. Ну да ладно...
Он поманил продолжавшего лежать парня пальцем:
- Сгоняй к Зубу, пусть шмали даст чуток. Или нет, постой - сготовь своей дряни! Той, которую из грибов делал! Давай, живо!
Сыч снова обратился в нашу сторону.
- В общем, так, земеля... Юлить да вертеть мне с тобой недосуг. Время - деньги! Глупая поговорка, какие сейчас деньги? Мог бы я тебя порешить, прям сейчас, но хочу последний шанс предоставить... У меня оболтусов много, да только охотники они, врать не стану, никудышные. Но и не так, чтоб совсем безнадега. Надо бы кому-то их поднатаскать. Давай, возьмись за дело - а я забуду, что ты с моими людьми по-хамски поступил! Неуважительно. А то ведь, они обижаются. Неровен час, могут и перо в бок всадить. И девочек твоих - их у тебя две, как слышал? Девочек твоих, по кругу - на общак. Так что, выбора у тебя особого и нет. Я, знаешь ли, - он недобро усмехнулся. - Убивать не люблю. Но и спуску давать никому не собираюсь. А ты башкой своей подумай, стоит ли против такой силы переть? Ну, так что?
- Подумать надо.
Стопарь тяжело посмотрел на меня, но промолчал - я незаметно толкнул его ногой. Сыч осклабился довольно:
- Подумай, паря. Подумай. А что бы тебе не так скучно думалось, мы твоего корешка пока к деревцу привяжем, и тебя заодно. А то вы парни шустрые, вон как моих ребятишек разукрасили. Но, уговор такой: я чаи гоняю - ты думай! Как выпью - ответ! Хорошо думай…
Он махнул рукой. Толпа обступила нас и подвела к одному из ранее срубленных, Стопарем, стволов. Бандиты достали откуда-то веревки - я удивленно отметил, что это были настоящие, а не сплетенные из трав-лиан, которыми пользовались мы. Веревки были старые, местами обтрепанные, со следами крови… Один из тех, кто вязал узлы, смачно харкнул возле нас, и, увидев, как я разглядываю ворсистую поверхность, заметил:
- Нравится? Проверенные - сбежать не сможешь! Этими узлами мы уже много кого уговорили... и девочек за собой увели! Твоих, кстати, тоже повяжем!
Он радостно заржал. Возле нас остался лишь один караульный, остальные бандиты разлеглись на траве и стали поглощать нехитрую снедь, принесенную с собой. Кто-то забрался в наш мешок и вытащил лепешки и пеммикан, приготовленные Элиной. Кроме этого, заботливая Ната положила мне в сплетенную корзинку два больших куска отварного мяса и несколько кореньев, прикрыв их сверху свежей зеленью. Случайно, или нет - но в сумке оказалась и баночка с вареньем, до которого очень охоча Элина… При виде этого богатства у многих заблестели глаза:
- Во живут, падлы!
- Слышь, пахан - глянь, какая жрачка! В поселке такой нету!
Он повелительно поманил говорившего к себе:
- А ты кусок не зашныривай. Тащи сюда - смотреть буду!
Сыч, Зуб, Бес и еще один, долговязый, - все, кто по нашим наблюдениям, находились на верхушке этого сообщества - сгрудились возле моей корзинки. Остальные, не скрывая любопытства, тянули головы, стараясь увидеть, что еще может в ней находиться, кроме еды. Наш караульный тоже повернул голову…
- Стопарь...
Он приоткрыл начавший заплывать, глаз.