Все еще надеясь найти ребенка, Чхина побежала дальше и наткнулась на трупы животных - они лежали в безбрежной луже среди лопающихся пузырей. Она внимательно осмотрела местность при свете фонарика и обнаружила раздерганные человеческие кости. Вокруг плескала водяная стихия. Ей вдруг показалось, что людоед стоит совсем рядом, в темных зарослях. И что все это с красными волками сотворил он! Звери отравлены! Кто-то положил яд в приманку, в мертвого человека, но Желтый отнес его красным волкам. И вспомнились слова знающих людей, что красные волки заставляют тигров приносить им добычу. Значит, верно? Они заставили Желтого! Они уже привыкли к человечине... Так вот почему они шли за ней, а не охотились на выдр и водяных крыс, которых теперь можно легко добыть... Им нужна только человечина! О боги...
Сквозь водяной шум снова пробились стоны. В этих звуках Чхина ощутила невероятную нелепость Даньчжинского Времени, где все стало с ног на голову. Почему?! И словно подтверждая эти ощущения, умирающий волк снова выполз на огонек. То ли ему досталось меньше отравленной добычи, то ли он был самым сильным среди стаи и дольше всех сопротивлялся смерти, но вот он - снова тянет к рефлектору вытянутые дрожащие губы.
- Ты же хотел меня сожрать, - сказала она ему, веря, что он понимает. А теперь хочешь, чтобы я спасла... Но я не знаю, как тебя спасти. Не умею. Я не знаю, какой яд ты съел... Значит, боги не хотят, чтобы я спасала тебя.
Она положила ладонь на скользкий выпуклый лоб - совсем как собачий, жалкая тварь перестала стонать. Она дрожала, прижимаясь к воде под тяжестью руки. Она так и умерла, веря в могущество человека.
Чхина выпрямилась и сказала в темень, где, наверное, стоял людоед:
- Желтый Раджа! Может, ты бог? Скажи!
ПАСТЬ
Огромные массы раскисшей земли, камней, измочаленных деревьев, лохмотьев крепчайшего дерна неумолимо надвигались на террасные поля, приближаясь к стенам чхубанга. Ожила та беда, с которой боролись многие поколения крестьян и монахов. Чем беспощадней вырубались леса на склонах Сияющей Опоры Неба, тем грузней становилось тело Большого Оползня, тем многочисленней - его малые дети, сползающие в долины и ущелья. И вот пережато русло бурной Ярамы, появился новый водоем, прибавляющий в размерах с каждым часом, с каждой минутой... Дамоклов меч, занесенный над лысой головой Нашествия.
Говинд, потрясенный сознанием своего могущества, уходил прочь от беды. Под ногами захрустела ботва - здесь было монастырское поле репы, сгнившей по причине дождей, так и не успев созреть. Еще вчера здесь невозможно было дышать от горькой вони, а теперь - почти свежий воздух. Говинд оглянулся: оползень поглотил большую часть поля вместе с вонью! Жадная грязь, очищающая мир... Говинд увидел в этом глубокий мистический смысл. Нужны преступления и преступники! Само провидение желает даньчжинской крови, которая станет черной запекшейся грязью. Плодородной грязью. Из нее полезут новые ростки. Или все те же? И душу "героя" обожгло состраданием к нелепому миру духкхи.
Он шел и шел, погруженный в думы, хотя нужно было убегать со всех сил, чтобы опередить прорыв воды сквозь тело Оползня. И неожиданно увидел горстку перемазанных грязью людей, которые тащили, надрываясь, огромного каменного идола, уложенного на деревянные полозья лицом вверх.
- Герой, помоги! - донесся жалобный голос. - Не будем тебя ловить!
Несколько низших монахов, пяток совершенных старцев и два-три оскопленных "героя" сплотились в отчаянной попытке остановить Большой Оползень. Если воздвигнуть на его пути статую Небесного Учителя из черного камня, разве Оползень не усмирится?
Говинд в замешательстве смотрел на них. Как даньчжин, послушный сын своих даньчжинских родителей, он не мог остаться в стороне, когда тут такое дело. И в то же время ему не хотелось, чтобы статуя бога остановила Большой Оползень. Он должен быть вместе с Природой против людей! "Волонтеры Природы" - где-то слышал он, и это самое то! Это о нем!
Толстый грязный старик, в котором трудно было узнать Верховного Хранителя Подвалов, подошел к Говинду.
- Народ в беде, - задыхаясь, проговорил он. - Ты еще сможешь снова стать даньчжином, если правильно поступишь... Сейчас...
Волны грязи наползали на ноги людей, на статую, охватывая их со всех сторон.
Горечь, тоска и ощущение своего всесилия раздирали душу Говинда.
- Но я не хочу быть даньчжином! Ты разве не понял, монах?
- Это твой бог лежит в грязи, смотри... - тихий, прерывистый шепот.
- Как я вас ненавижу! - взревел "герой", отбрасывая котомку.
И вот он вместе со всеми в одной упряжке. Канатная лямка впивается в его грудь, пытаясь достать до сердца. И каменный покойник с равнодушным лицом медленно ползет вверх по склону навстречу сгусткам грязи.
Измученный Джузеппе тем временем бродил неподалеку - в зарослях вокруг чхубанга. Никакой тут случайности нет, просто бытие заповедного мирка сжалось до узкой канавы, в которую старалось уместиться все-все-все. В шуме дождя звучал его надорванный сиплый голос:
- Я здесь, Желтый! Я не буду сопротивляться!