Юрий Федорович с Анной Федоровной и с детками – мир, мир и утешение вам, родные мои, и благословение Грядущего да не отойдет от вас!
Положилось на сердце мне, в день сегодняшний, лимитное мое письмецо отделить для вас. Письмецо твое получил 10 февраля, вник в него, потому что оно мне так ясно открыло переживания ваши, переживания семьи служителя времени тяжкого. Но и ваше искреннее, дружеское расположение встретил я в нем. Очень рад и благодарен Богу, что вы выбрались на чистый воздух, на добрый климат и близость лесочка и речки. Так и меня потянуло к подобным местам. Ведь это такая противоположность с моими, как ада с раем, но, слава Богу, что время моего перехода и возможность есть не та, что у богача с Лазарем.
О нашей встрече совсем не знаю ничего и представлений пока не имею, потому что без Елизаветы Андреевны Ташкент стал каким-то другим, а где и каким будет мой «Ташкент», не знаю. Бог усмотрит.
Я очень рад и благодарен за ваши пожелания и чувства ко мне, но о здоровье скажу: если вчера старость стучала в окошко, то сегодня уже борюсь с ней, хотя благодарю Бога и пока побеждаю. Болезней нет, но усталость сердечной деятельности – крайняя, ноги слабеют, расширение вен, бессонница – частый мой посетитель. Но Господь мой, как никогда, близок ко мне и любит меня очень, а у Него – обновление.
Ты скучаешь за друзьями? Придется тебе расставаться со своей скукой. У служителя тяжкого времени друзей будут считанные единицы, да рассеянные, притом, как сотрудники Неемии по стене. Ваши переживания, т. е. уничижения от тех, кто… очень и очень понятны для меня, так как остались позади. И Бог мой да и моя милая подруга Лиза могли испытать и знать их глубину. У меня они окончились, как знаете. Моя милая ушла на вечный покой и унесла на себе эти глубокие шрамы от «близких», а у меня они остались пережитыми и, думаю, что позади, – благослови Господь! Узы мои определили все и разрешили многое… Господь же укреплял меня, и, более того, великие благословения сопровождали меня, а узы мои безмолвными сделали всех моих оппонентов. Осуждая помазанника, пусть знает всякий, он касается его Первосвященника…
С утешением хотелось бы мне обнять вас обоих и напомнить вещие слова Учителя о том, что восстающий брат на брата… я скажу вам, счастливыми вы будете, если останетесь на позиции обиженных. А тебе, Ю.Ф., напомнил бы: «Но ты будь бдителен во всем: переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое».
Вы пишете, что все искренние друзья бодры. Я очень рад, что они у вас есть, жертвенно служите им, и они останутся надолго. Совсем без друзей тяжко, а терять последних еще тяжелее.
Праздники я провел при особом потоке милостей Божиих, особенно второй день Рождества. Великим множеством сердечных, пламенных поздравлений посетили меня друзья, особенно прекрасное племя Христово с разных сторон. Духовно я бодр, слава Богу, но скорбь есть скорбь, и по моральной тяжести я считаю ее как сумму всего пережитого. Тяжко мне при мысли о Лизе… Климат здесь очень тяжелый, море рядом, сырость.
Ивану Яковлевичу отправил и письмо, и открытку – почему-то не отвечает. В общем-то, очень тяжко, а вы так близки сердцу моему, сохрани вас Бог. Передайте мое приветствие всем, кто нелицемерно хранит добрую память обо мне. С постоянной памятью о вас с Иваном Яковлевичем… Бог вам в утешение, любезные мои.
Ваш Н. П., 15 февраля 1982 года.
