Когда же мы были на совещаниях Совета Церквей и слушали все, нам казалось, будто "корабль наш Титаник" летит на подводные камни, капитан наш сидит глубоко в трюме, как Иона и руководит курсом оттуда, а матросы делают совсем не то, что нужно, а наоборот стараются скорей потопить его.
Вот такое у нас в Средней Азии, у братьев, было видение дела. Я не боюсь, что мои слова будут читать сотни оставшиеся в живых и переживавших вместе с нами братьев не только здесь, но и за границей.
Мне приходилось, по собственному желанию и по поручению Совета Церквей, бывать в некоторых общинах братьев "оппозиции", таких как, например, в Риге, у Иосифа Бондаренко (Друзья ведь все старые), в Киеве, в Ровно, в Здолбуново, в Харцизске, в Ростове, в Новороссийске, слышать уйму жалоб и просьб о том, чтобы прислали нейтральных братьев- служителей и разобрались во всех несправедливостях Совета Церквей. Я высказывал это на совещаниях Совета Церквей, мы предлагали создать специальную комиссию для расследования и устранения подлинных причин разделений в церквах, но ничего, кроме грубого упрека, в ответ не слышали.
С другой стороны, мы видели, как прикрывались явно недостойные братья в самом Совете Церквей. О некоторых членах Совета Церквей, как например об одном, занимавшем руководящее положение, не без основания говорили и писали, что у него еще была жена, и теперь она живет где-то в Одессе, и что он в войну служил в немецкой армии. О другом братья-ростовчане говорили, что у сестры, где он часто останавливается, соседи мажут ворота дегтем. Киевская церковь отзывает своего, явно недостойного члена из Совета Церквей, а его оставляют, как агента Г.К.Крючкова. Другой уличается в многократной неправде, но остается в Совете Церквей и руководит делом на Кубани. И таких примеров не перечесть.
В то же время Н.П.Храпова, представителя от Средней Азии в Совете Церквей, дискредитировали, как хотели. Мало того, что после его встречи с подпольным Председателем СЦ в 1976 лишили права рукополагать служителей и участвовать в разрешении вопросов домостроительства, оставив за ним только литературу и проповедь, его решили убрать с глаз совсем.
Весной 1979 года, после совещания Совета Церквей и Благовестников в Подмосковье, меня около двух часов ночи привез П.В.Румачик на какую то московскую квартиру, где ожидали члены Совета Д.В.Миняков, М.И.Хорев, Н.Г.Батурин и благовестник А.А.Петренко. Я не знал, для чего была устроена эта встреча: все братья стали убеждать меня, как ответственного в Совете Служителей Средней Азии, чтобы я согласился на вывод Н.П.Храпова из состава Совета Церквей. Были приведены несколько аргументов как основание для того, чтобы отправить его домой. И, в частности, что его не избрала Ташкентская церковь своим пресвитером, что он весьма резок и груб, способен на совещании "узкого круга" СЦ скомандовать Д.В.Минякову: «Выйди вон! Кому говорят, выйди вон!» Что у него некоторые дети неверующие. Что у него жена, Елизавета Андреевна, не соответствует высокому служению мужа. Вспомнили Ростов, куда сами же его посылали и где их же авторитет Николай Петрович спасал и т. д.
Выслушивая все приводимые против Николая Петровича доводы, я опровергал их, как мог. Я говорил что если Ташкентская церковь и не избрала его своим пресвитером, но единогласно выразила ему доверие быть благовестником по всему Среднеазиатскому региону и Казахстану. Не знаю, как тебя, Михаил Иванович, теперь, после стольких лет отсутствия, если доведись, избрала бы или не избрала Кишиневская церковь своим пресвитером? Тем более после того, как она разделилась. Что касается резкости и грубости, то скажу, что не нужно, Дмитрий Васильевич, его до этого доводить. В Средней Азии от него никто ничего подобного не слышал и не слышит. Про детей вы говорите? - У него четверо членов церкви. А у кого из нас все дети верующие? Или Елизавета Андреевна плохая? - Пережили бы наши жены столько, сколько она пережила, не знаю, что бы с ними получилось, и т.д.
Одним словом, на меня давили со всех сторон, и я защищался один против пяти. Но не дал согласия на вывод из Совета Церквей Николая Петровича Храпова. Я говорил, что все Среднеазиатское Братство доверяет ему представлять их в Совете Церквей и никого другого взамен его вам не пошлет.
Тогда братья постучали в дверь соседней комнаты, и оттуда выходит Николай Петрович. Увидев его, я испугался. Он был измученный, осунувшийся, бледный. Когда он увидел меня, улыбнулся. Ему сказали, что пока все остается по-прежнему. Закончили молитвой и разъехались.
Мы поехали с ним в аэропорт Домодедово. Летели самолетом в Ташкент. Сидели рядом. Я дремал, а он никак не мог удобно приспособиться в кресле и тяжело вздыхал. Когда объявили снижение, перед посадкой я ему тихо говорю: «Вы знаете, что над вашей головой занесен меч и его осталось только опустить?» Он говорит: «Знаю. Они пригласили Петренко и он сделал свое дело. Им нужен был еще авторитетный свидетель. Но у них сорвалось.»
Я проводил Николая Петровича до дому.