Наши бесконечные последние дни

Мне понадобилось несколько попыток, чтобы зацепиться за нижнюю ветку; по ней я проползла до ствола и, подтянувшись, оказалась на уровне Рубена. Он не взглянул на меня и не подвинулся. Я оцарапалась коленом о кору и, приподняв подол, увидела выступившие бусинки крови; на глаза навернулись слезы. Вспотевшими ладонями я схватилась за ветку и боком стала придвигаться к Рубену. На земле в высокой траве лежала ветка. Кора сползла с нее, обнажив древесину, похожую на побелевшую кость.

Рубен скрутил страницу в трубочку и набил ее сухой травой; я успела прочитать лишь пару слов, написанных синими чернилами: «все плохо». Теперь они закручивались по спирали. Он поднес спичку к коричневым травинкам, торчавшим с одного конца; они вспыхнули, бумага занялась. Задерживая дыхание, он протянул мне сигарету:

– Хочешь?

Ошеломленная, я покачала головой и только смотрела, как слова, которые он никогда не давал мне прочесть, вспыхивают и превращаются в пепел, пока он выдыхает дым через нос.

– Издалека все выглядит идеальным, да? – сказал Рубен.

Отец то и дело наклонялся к земле; он вполне мог просто собирать таволгу на ужин.

– Он очень долго оберегал меня. Он здорово умеет колоть дрова и свежевать кроликов.

– А зачем ему нужны белые поганки?

– И бе́лок. Он может освежевать белку за две секунды.

– Он хочет со всем этим покончить, верно?

Рубен затянулся, и сигарета свирепо вспыхнула.

Его борода и усы пожелтели с одной стороны. Щелчком большого пальца он выбросил окурок, и мы оба смотрели, как тот упал в траву. Через минуту тонкая струйка дыма поднялась в воздух, и я взмолилась, чтобы отец оторвался от своих дел и прибежал сюда. Но он что-то внимательно рассматривал: поднес близко к глазам, а затем положил в камышовую корзинку, привязанную к поясу.

– Он очень долго заботился обо мне, – сказала я.

– Я бы поостерегся есть то, что он готовит, – засмеялся Рубен.

Я покачала ногами, но сразу перестала: осознав, что у меня нет твердой опоры, я почувствовала головокружение.

– Он хорошо готовит.

– Рагу из белых поганок с салатом из куколя. Убойное сочетание. А сам он тоже отведает?

– Он говорит, что видел их там раньше.

Рубен вопросительно поднял бровь и погладил бороду. Она шуршала, как сухие листья.

– Неужели?

– Он говорит, мы должны уйти вместе.

– Куда уйти? Что это значит?

– Он говорит, мне без него не выжить.

– А мне кажется, ты неплохо справляешься – для девчонки. – Рубен подмигнул.

– Он говорит, что это неправильно, если последний человек в мире останется в одиночестве.

– Скажи ему, что осталось три человека.

– Я не могу, – сказала я тихо.

– Но ты ведь не собираешься довести дело до конца? – удивленно спросил он.

Я закрыла глаза, но почувствовала, что падаю назад, и открыла их снова. Капелька пота или какое-то насекомое ползло у меня по спине, но я не могла отпустить ветку, чтобы почесаться.

– Я ему обещала.

– Что? Ты ему обещала, что умрешь вместе с ним?

– Да.

– Обещания можно нарушать. Пунцель?

Лицо Рубена стало бледнее обычного, брови поползли вверх, как будто он только сейчас понял, что я не шучу.

– Если какой-то старикан хочет себя порешить, это не значит, что ты обязана к нему присоединяться, это безумие.

Рубен был в ярости.

– Мы договорились: как только он найдет грибы.

Я старалась говорить спокойно, но, глядя, как мой отец поднимается по холму к хютте, трепетала при мысли о том, что лежит в его корзинке, и, когда нас наконец накрыла тень горы, по спине у меня пробежал холодок.

– Он говорит, мы прожили намного дольше, чем остальной мир, но теперь пришло время уйти.

– Скажи этому придурку, что он может уходить, если хочет, а ты остаешься.

– Я обещала, – повторила я.

– Это просто смешно!

Рубен схватил меня за руку; трава и камни внизу покачнулись, и я почувствовала, что меня сейчас стошнит.

– Мне надо домой, – сказала я, не представляя, как спущусь с дерева.

Я немного подвинулась на ветке, и лес закружился вокруг меня.

– Пунцель, обещай мне, что ты не будешь есть эти грибы.

Он замолчал, и мы оба посмотрели на его пальцы, обхватившие мое запястье. Они напомнили мне отцовские.

– Я не…

Он снова замолчал, так и не закончив фразу; потом он отпустил мою руку, и я поползла к стволу. Рубен сидел, глядя вдаль.

Я хотела, чтобы мы как следует попрощались. Я хотела, чтобы он снова поцеловал меня. Спускаться было еще труднее, чем залезать; я не могла смотреть вниз, поэтому прижалась щекой к коре и на ощупь ставила ноги. С последней ветки я спрыгнула и подвернула лодыжку. В этот момент Рубен крикнул вниз:

– Обещания можно нарушать!

С земли мне были видны его клыки, большие и острые, как у кошки; удивительно, что раньше я их не замечала. Я вышла из тени на свет, представляя, как Рубен смотрит мне вслед. Я шла, подняв голову и держа спину прямо, но возле хютте не выдержала и обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на него. Я уже собиралась помахать рукой, но ветка была пуста.

Отец резал морковь, которую я набрала и помыла еще утром. На полу возле стола стояла его корзинка.

– Нашел что-нибудь? – спросила я.

– Немного. Достаточно, – ответил он, не переставая орудовать ножом.