Но она подняла руку, призывая меня замолчать, и продолжала слушать.
– Нет, я думаю, вы ошибаетесь, – сказала она. – Это невозможно.
– Они нашли его? – снова прошептала я, но она отвернулась.
– А что насчет имени, нацарапанного в хижине? – спросила она в трубку.
– Почему звонят из полиции? – спросил Оскар, дергая меня за рукав.
Я отмахнулась от него.
– Они вернулись в
– Да, все верно, но последние два месяца она находится на лечении, – говорила Уте. – Да, окей. Завтра.
Она аккуратно повесила трубку и встала.
– Они нашли его? – спросил Оскар.
Уте вернулась в гостиную, подошла к роялю и оперлась на него обеими руками. Не оборачиваясь, она сказала:
– Я хочу, чтобы ты пошел в свою комнату, Оскар. Мне нужно поговорить с Пегги наедине.
– Ну почему? – заныл он. – Что они сказали?
– Пожалуйста, Оскар, немедленно.
Ее голос испугал меня, как, видимо, и моего брата, потому что, надув губы, он удалился. Я слышала его шаги на лестнице, хотя подозревала, что он просто топает по нижней ступеньке, а сам прислушивается за дверью. Мне нужно было увидеть лицо Уте, но казалось, что она не собирается поворачиваться, так что я подошла к роялю и села на скамью перед опущенной крышкой.
– Он умер, да? – спросила я, уже беспокоясь за существо внутри меня.
– Нет, Пегги, он не умер. – Она повернулась, чтобы посмотреть на меня, и я выдержала ее взгляд. – Они сказали, что его никогда не существовало.
Она отвела глаза, а я подняла крышку и снова увидела ряд отполированных зубов.
– Они нашли только твои отпечатки… – Она запнулась. – На топоре.
Спокойно и неторопливо я положила руки на клавиатуру, в начало «Кампанеллы».
– Они обыскали другой берег, но лагеря там нет. Ты понимаешь, Пегги?
Я мягко нажала на клавиши, но рояль не издал ни звука. Я снова подумала о прекрасном безмолвном пианино в
– Они нашли твою берлогу, но не нашли в ней шапки Рубена. Там не было никакой шапки, Пегги!
Я сняла пальцы с клавиш и услышала глухой стук молоточков.
– Они нашли только синие варежки, и больше ничего.
Уте наклонилась вперед, удерживаемая изгибом рояля.
– Там были два имени, вырезанных на деревянной стене. Но они сказали, что, когда в твоей больничной палате делали уборку, на стене нашли те же два имени. Пегги?
Она смотрела на меня, ожидая ответов, но у меня их не было.
– Они сказали, что ты выдумала Рубена, но если это так, то не Рубен убил Джеймса. И если Рубен ненастоящий, это значит, что ребенок…
Она снова посмотрела на мой живот и не закончила.
Я нажала на клавиши, на этот раз сильнее, и позволила пальцам свободно следовать по тому пути, который они выучили наизусть. Я знала, как Уте смотрит на меня, я слышала, как она ахнула и затаила дыхание на все то время, пока я играла, но я сидела с закрытыми глазами, отдавшись музыке. А потом Уте подняла верхнюю крышку, комната наполнилась волшебными звуками, и я поняла, что музыка берет свое начало там, где реальность, там, где истина.
Мама стояла у раковины и чистила картошку. Я надела пальто и взяла фонарь, висевший на крючке за дверью погреба.
– Я ненадолго, – сказала я и вышла через заднюю дверь, прежде чем она успела остановить меня.
Хотя было уже очень поздно, мороз отступил и в воздухе потеплело. Глаза привыкли к темноте, пока я шла тем же путем, которым мы шли сегодня с Оскаром, к дальнему концу сада, до ограды. Я подняла сетку и проскользнула под ней. На кладбище запах плюща и подлеска стал сильнее, чем раньше. Я решила обойтись без света и пробиралась через деревья по памяти. Когда я вышла к Розе Карлос, то включила фонарь и направила его вверх, на лицо ангела, осветив нижнюю часть подбородка, озабоченно сдвинутые брови и узкие полоски глаз, скорбно смотревших на меня сверху вниз. Я нагнулась к той ямке, которую выкопала несколько часов назад, и при свете фонаря нашла лицо Джеймса, невредимое, несмотря на время, проведенное в земле. Я положила его в карман пальто, погасила фонарь и, когда темнота окутала меня полностью, отправилась домой.
– Миссис Вайни, принесите мне горячей воды, – сказала я маме, проходя мимо кухни.
Она усмехнулась и продолжила готовить ужин. Я вошла в гостиную и достала из ящика стола фотографию с дырой в том месте, где было лицо Джеймса. По пути в комнату Оскара я повернула колесико термостата и услышала, как выключилось отопление.
– У тебя есть клейкая лента? – спросила я его.
Он лежал на кровати и читал книгу про узлы.
– В столе, – ответил он, не отрывая глаз от страницы. – Ты знала, что единственные животные, способные вязать узлы, это горилла и птица-ткач?
Я выудила лицо Джеймса из кармана, прилепила его на кусочек клейкой ленты, а сверху положила снимок, так что лицо вернулось на то же место, которое оно покинуло сегодня утром. Я оставила фотографию на столе у Оскара и вышла из комнаты; он на меня даже не взглянул.