В следующие три дня мы с Грейс виделись почти каждый час. Утром до занятий сидели в редакции, готовили номер и постоянно прикалывались. Мы купили бадминтон и поставили на наши столы дурацкие семейные фото в рамках: мы и Рики Мартин Кнуппс II. На обед ходили в «Макдоналдс» или зачитывали друг другу отрывки из книг в библиотеке (я – из «Гарри Поттера», она – из какой-нибудь книги стихов). Или гуляли по территории школы, разбрасывали листья, собранные в кучи, придумывали темы для газеты и спохватывались, что не успели пообедать, только когда звенел звонок.
А по вечерам, покончив с уроками и газетой, следовали нашему заведенному распорядку. Шли пешком до ее дома, потом я ждал снаружи, пока она принесет ключи, а дальше ехал домой на ее машине. В это время обычно все и менялось. Сразу после захода солнца Грейс становилась другим человеком, как будто солнце питало ее, а без него она разряжалась и оставалась одна пустая оболочка. В четверг она пришла и смущенно сидела с нами в подвале, цепляясь за Лолу как за спасательный жилет. С Мюрреем она почти ни словом не перекинулась и в разговорах участия не принимала. Один на один со мной Грейс блистала юмором и интеллектом, искрилась как фейерверк. Но в компании она теряла запал.
– Раньше у меня хорошо получалось, клянусь, – сказала она мне, когда Маз ушел. (Кажется, он решил, что Грейс его терпеть не может.) – Имею в виду общаться. Я с кем угодно могла найти общий язык.
– Теперь, наверное, сложнее. С тех пор как его не стало, да?
Мы редко вслух говорили о том, что до меня был кто-то еще, кто-то, кого теперь не стало.
Грейс покачала головой.
– Не сложнее, нет. Я просто забываю. Погружаюсь в свои мысли, и меня уносит все дальше и дальше. Я просто забываю, что мир существует.
Тогда-то мне и надо было сказать: «Звучит как симптом какого-то психического заболевания, и, думаю, тебе стоит обратиться к психотерапевту, чтобы он прописал лекарство». Но я не сказал, потому что не хотел думать о Грейс как о больном и сломленном человеке в депрессии. Я хотел, чтобы она причесывалась, стирала одежду, была довольной, счастливой и ни в чем не нуждалась.
И я притворился, что так и было.
Медленно, час за часом, близился канун Дня всех святых. И вот наконец он настал. Наша улица стала продолжением кладбища: повсюду выросли надгробия, паутина и скелеты. К субботе лужайка перед домом выглядела так, будто на ней взорвался магазинчик ужасов. Сэйди привела Райана резать тыквы, но я мог думать только о сегодняшней вечеринке, точнее, о том, что случится после и к чему я был совершенно не готов.
– Ты зачем так тыкву изуродовал? – спросила Сэйди, изучив мою работу.
В пирсинге, дредах и кожаной куртке она выглядела зловеще: с гигантским ножом в одной руке и тыквой, зажатой между колен. Мне попались мягкая тыква и тупой нож: лицо моего тыквомонстра выглядело так, будто я проделал отверстия выстрелами с близкого расстояния.
– Твоя тыква хуже, чем у Райана, а он даже мелкой моторикой еще не овладел. Без обид, Райан.
– Это сюрреалистическая интерпретация традиционного хеллоуинского фонаря.
– Если бы эта тыква могла говорить, то сказала бы «убейте меня». А потом ее бы вырвало семечками и мякотью.
Я вздохнул и опустил нож.
– Садс, понимаю, что это неэтично, но не могла бы ты достать для меня валиум?
– Колись, зачем это тебе?
– Грейс хочет прийти в гости после вечеринки. С ночевкой. В первый раз.
– О-о-о! Наш малыш так быстро растет!
– Отцепись, дьявольское отродье.
Сэйди задушила меня в объятиях и чуть не сломала мне ребра. Я пытался ее оттолкнуть.
– Зря я тебе сказал.
– Да не стрессуй ты так. Люди занимаются сексом уже миллион лет. У тебя презервативы есть?
Я поморщился:
– Да.
– И ты знаешь, как ими пользоваться?
– Блин, Сэйди. Конечно, знаю.
– И хочешь заняться сексом с этой девчонкой?
– Она – половозрелая самка человека, а я – подросток семнадцати лет. Вопрос неуместен.
– Нет, уместен. Слушай, чтобы заняться сексом с кем-то в первый раз, необязательно любить этого человека, но ты должен знать его, доверять ему и чувствовать себя рядом с ним в своей тарелке. А еще очень- очень его хотеть.
– Ага, ну я хочу. Наверное. То есть да. Точно хочу. Я очень хочу быть с ней.
– И еще дурацкий банальный вопрос: ты готов? Конечно, секс – это не то, из-за чего стоит сильно заморачиваться, но и совсем не заморачиваться тоже нельзя.
– Думаю, я готов? – Я не хотел, чтобы это прозвучало как вопрос, но так уж вышло.
– Ладно. Это главное. Остальное – уже биология. Дай сюда эту несчастную тыкву, пока ее еще можно спасти.
Вечером Грейс зашла пораньше, чтобы загримировать нас. Она принесла сумку с вещами – маленькую, но я все равно запаниковал.
– Ты не передумал насчет ночевки? – спросила она, заметив, как я таращусь на сумку.
– Конечно, нет.
Дело было не в том, что я не хотел заняться с ней сексом. Я думал о сексе постоянно с двенадцати лет.
– Хорошо, – сказала она и достала набор для аквагрима и литровую бутылку искусственной крови. – Кем хочешь быть – зомби или жертвой ужасной автомобильной аварии? Больше я ничего не умею.