Наши химические сердца

Я держался что есть сил и молился богам, в которых не верил, чтобы те не дали мне сегодня умереть. Только не так. Не как он. В голове прокручивались кадры с мест аварий. Я слышал невыносимый треск врезающейся в дерево машины и видел, как она сминается гармошкой, как бумажный веер. Тело – мое тело – выбрасывало через ветровое стекло, как тряпичную куклу с кровью и костями. Кожа сдиралась об асфальт. Ноги и руки ломались с хрустом, и осколки костей протыкали кожу.

Грейс водила прилично, если забыть о полном пренебрежении безопасностью. Я видел, что у нее все под контролем, но на такой скорости у нее почти не было времени отреагировать. Животное на дороге, гиперкоррекция, выбоина – любая мелочь могла нас сгубить. И голос в моей голове не замолкал – тот самый, что снова и снова твердил: она в опасности.

Раньше я никогда не был так близко к смерти и не боялся за свою жизнь так сильно, как в тот день, когда она сидела за рулем.

Может, ей вообще было плевать, выживем мы или умрем? Ведь она воспринимала мир как временное скопление атомов. Смерть означала, что атомы, прежде имевшие форму человеческого тела, разлетятся, чтобы стать чем-то еще.

Наконец – наконец! – она остановила машину в живописном месте и выключила музыку. Улыбнулась и вышла, подставила лицо свежему прибрежному ветру. Странный выдался день: солнце пригревало, но ветер нес холодный воздух с океана.

– Черт возьми, что это было? – выпалил я, хлопнув дверью.

Меня трясло, и не от холода. Я пытался не подать виду, как мне страшно, потому что меня не оставляло подозрение, что, может быть, – ведь возможно же такое? – она нарочно играет со мной. Я сел на парапет, отгораживающий нас от обрыва, и уперся локтями в колени, пытаясь отдышаться. Грейс присела рядом, надев на голову шарф и частично скрыв под ним лицо. Иногда она держалась со мной так, что я начинал испытывать к ней совершенно платонические чувства, как будто она была моей сестрой.

– Раньше я все время ездила по этой дороге. Еще до того, как права получила, – тихо проговорила она. – Я знаю ее как свои пять пальцев. Даже лучше, наверное. Могла бы нарисовать ее по памяти, а вот свои пять пальцев – вряд ли. И откуда взялось это выражение?

– Нельзя так ездить после того, как чуть не погибла в аварии.

– Не я тогда свернула с дороги. Дом сидел за рулем. До его смерти я любила эту дорогу. И смогу полюбить снова.

В ее голосе слышалась горечь. Раньше Грейс никогда не говорила о Доме в негативном ключе. Но сейчас, кажется, винила его в аварии, в которой он сам и погиб. Хотя, наверное, она имела право злиться.

– Просто я… Ты не можешь быть с ним, поняла? Не можешь пойти за ним туда, куда он ушел, как бы ни хотелось. Так что хватит пытаться это делать.

– Черт, Генри. Я не думала, что…

– Так об этом и речь! Ты не думала. Ты так неслась на поворотах, что шины дымились. Это ненормально, Грейс.

– Мне просто хотелось снова стать собой. – Я ничего не ответил, и она встала. – Пойдем. В десяти минутах есть ресторан в роще. Угощу тебя обедом в знак извинения.

С этими словами я начисто забыл о пережитом в эти полчаса кошмаре и о том, что был на волосок от смерти. На смену страху пришел восторг, который всегда охватывал меня, когда Грейс делала для меня что-то приятное и мне казалось, что она тоже в меня влюбляется. Сейчас я понимаю, что в тот момент просто плохо соображал.

Ресторан стоял на утесе с видом на море. Грейс заказала еду, и мы сели на улице на траве, купаясь в солнечных лучах.

Пока мы ели, Лола прислала сообщение.