Наши химические сердца

В ПЕРВУЮ ПЯТНИЦУ декабря мистер Хинк бесцеремонно увел меня с математики (уверен, он получал извращенное удовольствие, срывая уроки алгебры). Мы молча прошли в кабинет директрисы Валентайн, где нас уже ждала Лола. Перед ней лежали тридцать разворотов газеты, половина – пустых.

– Не желаете объясниться, Пейдж? – спросила Валентайн.

Я уже давно ждал этой встречи. Но впал в такую апатию, что меня она даже не пугала. Грейс не появлялась в школе всю неделю после Дня благодарения. Несмотря на предупреждения Лолы – та грозилась, что, если я не возьму себя в руки, она пойдет и нажалуется Валентайн, – я не сделал ничего, так как не мог даже заставить себя зайти в редакцию.

– Похоже на распечатку нашей газеты.

– Утром я попросил Лолу распечатать то, что уже готово, – сказал Хинк. – И вот что увидел.

«Головотяп», – прошептала Лола.

«Иуда», – шепнул я в ответ.

– Послушайте, на самом деле у нас готово намного больше. Есть огромная статья про настольные игры и еще несколько материалов, практически готовых к печати. В ближайшую пару дней передадим их Лоле.

– Уже слишком поздно, – сказала Ла. – Я давно пытаюсь это до тебя донести. Я не смогу сверстать три месяца работы за пару дней.

– Мистер Пейдж, номер пойдет в печать в понедельник. Если бы решение было целиком моим, я бы немедленно уволила вас с поста редактора, но мистер Хинк все еще верит, что вы сможете как-то выкрутиться. Тираж уже оплачен, и знайте: за тридцать пять лет существования «Вестланд Пост» ни разу не было случая, чтобы газета не выходила в свет. Ваш номер не станет исключением. Вы меня поняли?

– Да.

– Сегодня на уроки можете не возвращаться. Зовите авторов, идите в редакцию и доделайте газету.

– Да, – повторил я.

Лола отвела меня в редакцию, созвала младших редакторов, а после обеда пришли Хинк и Валентайн и выбрали для нас тему: «Лучшие годы жизни». Хотя ни у кого уже не оставалось сомнений, что этот номер станет худшим в истории «Вестланд Пост» (которая и без того не пестрела блестящими номерами), я все же подумал, что мне удастся взять себя в руки и сдать этот чертов тираж. Но потом я проверил телефон и увидел два сообщения.

Первое было от мамы.

РОДИТЕЛЬНИЦА:

Мы дома у Грейс. Приезжай немедленно.

Позвони, если нужно за тобой заехать.

Я ничего не понял.

И второе.

Это было голосовое сообщение с неизвестного номера. Я тут же прослушал его, все еще недоумевая, что понадобилось моей матери в доме моей бывшей девушки.

«Генри», – произнес знакомый голос, срывающийся и испуганный. Человек на том конце провода плакал. Я не сразу его узнал и не сразу понял, почему от одного звука его голоса внутри все сжалось. «Это Мартин Сойер, папа Доминика. Ты не мог бы позвонить, как только получишь это сообщение? Мы…» Он всхлипнул. «Дело срочное. Я… не знаю, говорила ли тебе Грейс, но сегодня у Дома день рождения – его первый день рождения с тех пор, как он погиб, и она… она…»

Остальное я не дослушал.

– Грейс, – выдохнул я. – Что-то случилось с Грейс.

Директриса Валентайн, которая сидела на диване и читала, подняла голову.

– Я в курсе, что мисс Таун пропала, но поисками занимаются ее семья и полиция.

– Вы знали? – спросил я тоном, каким раньше никогда не обращался к взрослому человеку. – Вы знали и ничего нам не сказали?

– Номер идет в печать в понедельник. У вас меньше семидесяти двух часов, чтобы закончить работу.

– Я должен идти, – я схватил рюкзак. – Я должен ее найти.

– Генри, если ты выйдешь из этого кабинета, у меня не будет другого выбора, кроме как уволить тебя с поста редактора.

Но я уже бежал. Лола что-то кричала, но я не мог открыть рот и ответить ей, потому что боялся, что меня стошнит.

Грейс Таун была мертва.

Я знал это, знал каким-то забытым уголком души, который знает наверняка, хоть и не понимает, почему. Я бежал так быстро, как не бежал даже на том дурацком футбольном матче, куда она меня затащила. Правда, оказалось, что Лола все равно бегает быстрее.

– Генри, подожди! – крикнула она.

– Лола, возвращайся.

– Ага, сейчас, – выдохнула она, и мне этого было достаточно.

Мы побежали, и все это время я думал: трусиха. Она покончила с собой и оставила меня одного. Если я хоть раз сомневался, люблю ли ее, все развеялось в эти мучительные десять минут, что мы бежали к ее дому, заранее зная новость, которую там услышим.

У дома стояла полицейская машина. Входная дверь была приоткрыта, как в детективных сериалах, когда знаешь, что внутри тебя ждет что-то ужасное. Я вошел. У лестницы стоял полицейский, повсюду сидели взрослые с встревоженными лицами, и двое из них были моими родителями. Пытаясь отдышаться, я уперся ладонями в колени, взглянул на них и спросил:

– Она… умерла?

С этими словами какая-то светловолосая женщина средних лет, которую я раньше никогда не видел, вдруг разрыдалась.