Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"

Проповедь эта произвела громадное впечатление на слушателей. Многие, и в особенности мистики, с восторгом радости и удивления к таланту проповедника, встретили живое слово, дотоле ими не слыханное; все читали эту проповедь, выпрашивали себе ее экземпляры, старались познакомиться с Филаретом [249]. Последний произносил свои проповеди преимущественно на большие праздники, когда в Александро-Невскую лавру собиралось много молящихся. Сюда приезжали слушать его князь Голицын, Лабзин, A.Н.Оленин, А.И.Тургенев, A.С.Стурдза и другие. Филарет сразу приобрел себе поклонников, покровителей, но и врагов. В числе последних и наиболее сильный был Феофилакт Русанов, епископ калужский.

До появлении Филарета он пользовался в Петербурге славою первого проповедника. Сделавшись монахом не по убеждению, а по совету, Феофилакт по своему направлению был совершенно светский человек, старавшийся вторить в такт тогдашним либеральным стремлениям государственных людей и тем заслуживший их расположение. Он привлекал столичную публику новостью содержания проповедей, которые отличались, впрочем, странными особенностями. Феофилакт говорит, например, о картинах, на которых изображалась Божия Матерь, любил делать намеки на современность и не редко рассуждал о политике [250]. Как противоположность сухим проповедям остального духовенства, слова Феофилакта вызывали одобрение слушателей, но религиозной пищи в них было мало. И вот явился новый проповедник, который приковал к себе всеобщее внимание. Он высказывал тоже самое, что говорилось в «Сионском Вестнике» 1806 года, в мистических творениях Александра Ковалькова [251] и других русских авторов, которые хотя и не далеко удалялись от западных протестантских мистико-религиозных сочинений, но были применены к понятиям тогдашнего общества, и заманчивым содержанием подкупали читателей. В них шла речь о легчайшем пути ко спасению, предлагались «лествицы от земли на небо» и указывались «двери благодати». Все они читались с большим увлечением, потому что соответствовали потребностям общества и давали ответы на возбужденные им вопросы.

Хотя Филарет никогда не был мистиком, в полном значении этого слова, а впоследствии был одним из первых противников мистицизма, но в 1810 году, не понятый вполне, он являлся как бы сторонником этого учения. В самом деле, вышеприведенная проповедь его трактовала о царстве Христовом, и в ней проводилась мысль, что царство это не от мира сего и внутри нас есть — все то, что нужно было мистикам, — что задевало живую их струнку и вызывало горячее сочувствие к Филарету, в котором они видели своего сторонника и могущественного защитника.

— Князь Голицын просил митрополита Амвросия чаще поручать Филарету произносить проповеди, и в 1811 г. он произнес семь проповедей. — Из них слова на день «Пятидесятницы» и на «Рождество Христово» заслуживают наибольшего внимания по мистическому их характеру. Здесь затронуты были самые живые вопросы мистики: о возрождении духовном, о действиях духа в сердцах верующих, о просвещении внутренним светом, о самоуничижении, необходимом человеку для устройства внутри себя храма Божия.

— Человек тогда только сносен, говорит Сперанский, когда он в бессилии; силы или искание силы в начале его погубило и губит впоследствии; в бессилии он соединяется с Богом, в силе воюет против него.

To же самое говорили мистики, то же самое говорил и Филарет в 1811 году в слове на Рождество Христово.

«Нет высшей мудрости, как отречься от мудрости для Иисуса; нет большей славы, как разделять бесчестие с Иисусом; нет избыточнейшего состояния, как нищета Иисуса; нет совершеннейшего возраста, как младенчество Иисуса; нет лучшего украшения для души, как видеть себя чужду всех украшений, подобно яслям Его... Бог творит из ничего: доколе мы хотим и думаем быть чем-нибудь, дотоле Он в нас не начинает своего дела. Смирение и отвержение себя есть основание в нас храма Его: кто более углубляет оное, тот выше и безопаснее созиждет... Кто дал нам сердце, не довольствуется большей или меньшей его долей: оно все должно принадлежать Владыке всяческих. Он отвергает всякую любовь, которая не основывается на любви к Нему; всякое наслаждение, в котором ищем себя, есть огорчение для Него; всякая мысль, наклонная к тварям — измена Ему; всякая рассеянность — удаление от Него. Строгая токмо над собою бдительность может возвести к блаженному с Ним соединению и удержаться в Нем... Блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят — и где? в самом сердце своем» [252].

Слова эти вызывали восторг слушателей, и известность Филарета росла, а с нею вместе росла и зависть Феофилакта, понявшего, что молодой проповедник может затмить его славу. Приверженцы Феофилакта стали распускать слух, что в проповеди на Благовещение Филарет обокрал известного французского проповедника Массильона; проповедь на день Св.Пасхи в 1811 году называли одой, а проповедь «О дарах Св.Духа», сказанную в праздник Св.Троицы, Феофилакт назвал неправославной, а наполненной пантеизмом.