Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"

Лабзин пробовал восстановить свое право при помощи личных объяснений, но и это не помогло делу.

— Если мне позволять все то, что вы пишете, — говорил князь Голицын, — то я подам повод думать, что и я принадлежу к вашей ложе, как то уже и говорят, а я министр.

Лабзин указывал на пользу, приносимую «Вестником», и похвалы, которые он получал с разных сторон.

— Вам льстят, — отвечал на это князь Голицын, — a вы верите тому по самолюбию; самолюбия же отвергаться должно.

Таким образом «Сионский Вестник» признан был официально изданием вредным, и сам Лабзин —человеком, подкапывающимся под основы православной церкви.

«Мы ошиблись, — писал он 3.Я.Карнееву [338], — если подлинно наружных христиан почитали за истинных. Что касается до В(асилия) М(ихайловича) П(опова), он не что иное, как секретарь, человек угодничающий из своих выгод и сделавший себе из слабости своей христианскую добродетель, смирение и послушание, чем и успокаивает свою совесть. Он никогда не разнится в мнении с своим командиром, и ежели к(нязь) скажет: надобно Л(абзину) нос откусить, он без зазрения совести побежит и скажет: пожалуйте ваш нос, мне велено его откусить, и текст подведет — «всяка душа властям предержащим да повинуется, и противляющийся власти Богу противляется»; — а тот текст, коим велено любить ближнего, как самого себя, и на ум не вспадет. Так, он не только писал и подписывал все бумаги против меня, но ниже предварил меня о строющихся против меня ковах, еженедельно со мною видевшись, в чем он также оправдывается обязанностью хранения канцелярской тайны».

Сложившиеся неблагоприятно обстоятельства и нежелание подчинять журнал духовной цензуре заставили Лабзина прекратить издание «Сионского Вестника». Составленное по этому поводу об-явление было представлено князю Голицыну и затем явилось в газетах в следующем виде:

ОБЪЯВЛЕНИЕ О «СИОНСКОМ ВЕСТНИКЕ».

«Издатели журналов, долженствующие издавать книжки свои на срок, и потому работающие, так сказать, на подряд, вообще обременены и озабочены более всякого другого писателя. Малейшее препятствие в деле их (не только) [339] останавливает успех оного, отнимая y них время (но и расстраивает и самый дух, который от многих помешательств изнемогает и теряет наконец свою способность). Издатель «Сионского Вестника» и содержанием своего журнала, и исправностью выхода оного доказал, что он предпринял труд, силам одного человека несоразмерный. Здоровье его неоднократно от того терпело, и ныне он принужденным себя находит объявить почтенным любителям его журнала, что он продолжать свой журнал (как по состоянию своего здоровья, так и по встретившейся ему нужде отлучиться на некоторое время от столицы) далее не может.

(Словом: всему есть время говорить и есть время молчать. Для издателя настало время молчать; и налагая на себя сие молчание он, принося) [340] «чувствительнейшую благодарность за лестное ободрение и подкрепление, которые он неоднократно получал от многих любителей его журнала, равно благодаря и всех вообще удостоивших подписаться, предлагает им за недостающие месяцы сего годичного издания получить обратно свои деньги, или, буде угодно, заменить сей недостаток другими из книг его, присылая для сего свои билеты или извещения к нему с надписанием на оных своих требований (в то место, где кто подписался)».

С появлением этого объявления в газетах «Сионский Вестник» прекратился или, как выразился Лабзин, «испустил свой дух». По словам Невзорова, еще за месяц до прекращения журнала московское духовенство и многие светские, «по санам своим известные», с торжеством предвещали падение журнала, а когда это совершилось, то праздновали как особое событие [341]. В Москве рассказывали тогда, что правительство, покровительствовавшее доселе изданию мистических книг, наконец, увидело свою ошибку и решилось прекратить их печатание.

Рассказы эти были далеко не справедливы, но они указывают на то значение, какое имел тогда Лабзин в духовной литературе, и на трудность борьбы с ним.

Теперь, по прошествии трех четвертей столетия, мы с полным спокойствием и беспристрастием к отжившим деятелям можем определить, была ли деятельность Лабзина вредной и его «Сионский Вестник» был ли направлен к тому, чтобы поколебать учение православной церкви. Напротив, воодушевленный гуманностью, теплым чувством любви и уважения к человеку и его убеждениям, Лабзин свято чтил религию, и мы видели, что образованное духовенство не чуждалось мистиков, уважая в их учении те стороны, которые связаны с внутренним влечением к Богу человеческого сердца.

Лабзин не навязывал никому своих мыслей и не считал их непогрешимыми.

— В беседах наших, — говорил он, — могут встретиться мнения, не согласные с обыкновенными. Испытай их прежде, нежели осудишь, или отложи в сторону то, что не признаешь за истину, а возьми себе то, что тебе неподозрительно.