Фейербах не только обнаруживает те противоречия, в которые неизбежно попадают люди, отвергающие материалистическую точку зрения, но и показывает, каким путем идеалисты попадают на свой «остров». Он говорит: «Я есмь я для самого себя и ты для другого. Но таковым я являюсь только как чувственное (т. е. материальное. – Г.П.) существо. Абстрактный же рассудок изолирует это для себя – бытие, как субстанцию, атом, я, бог; поэтому связь для-себя-бытия с бытием для другого является у него произвольной. То, что мыслится мною вне чувственности (ohne Sinnlichkeit), мыслится вне всякой связи»[305]
. Это в высшей степени важное соображение сопровождается у него анализом того процесса абстракции, который привел к возникновению Гегелевской логики, какЕсли бы Фейербах обладал теми сведениями, которые дает нам современная этнология, то он мог бы прибавить, что философский идеализм исторически происходит от
Все эти соображения и доводы Фейербаха не только были хорошо известны и внимательно продуманы Марксом и Энгельсом, но и, несомненно, в весьма значительной мере содействовали выработке их собственного миросозерцания. Если Энгельс относился впоследствии самым презрительным образом к немецкой философии после Фейербаха, то это происходило потому, что она, по его мнению, только воскрешала те старые философские ошибки, которые были обнаружены еще Фейербахом. И так оно и было на самом деле. Ни один из новейших критиков материализма не привел ни одного довода, который не был бы опровергнут или самим Фейербахом или, еще раньше его, французскими материалистами, но «критикам Маркса», – Э. Бернштейну, К. Шмидту, Б. Кроче и т. д., и т. д., – «эклектическая нищенская похлебка» самоновейшего немецкого любомудрия кажется совершенно новым блюдом: они питались ею и, видя, что Энгельс не считал нужным заниматься ею, воображали, что он «уклоняется» от разбора той аргументации, которая давным-давно уже была рассмотрена им и признана ровно никуда не годной. Это старая, но вечно новая история. Крысы никогда не перестанут думать, что кошка много сильнее льва.
Признавая поразительное сходство, – а отчасти и тождество, – взглядов Фейербаха со взглядами А. Фореля, заметим, однако, что, если этот последний обладает гораздо большим запасом естественнонаучного образования, то Фейербах имел перед ним преимущество обстоятельного знания философии. Поэтому Форель делает промахи, какие мы не встречаем у Фейербаха. Форель называет свою теорию
«Критики Маркса» не знают и этого. К. Шмидт в полемике с нами приписывал материалистам именно идеалистическое учение о тождестве. На самом деле материализм признает единство субъекта и объекта, а вовсе не тождество их. И это хорошо выяснено было опять-таки Фейербахом.