— Ну, как я тебе и обещала, физическое состояние твоей жены позволяет мне отпустить её домой. Идём со мной, я дам тебе листок назначений и лекарства, которые нужно принимать строго по этому листку.
Мадам Помфри направилась в свой кабинет. Северус послушно пошёл за ней и вернулся, держа в руках пергамент, исписанный скверным, как у всех врачей, почерком мадам Помфри. Сама она пришла вслед за ним и обратилась непосредственно к Эйлин:
— Завтра утром обязательно приходи сюда. Процедуры пропускать нельзя. Если, конечно, ты ещё не передумала становиться матерью.
— Мадам Помфри, я всё понимаю и ни в коем случае не пропущу процедуры. Это же в моих интересах.
— В наших интересах, — вмешался Северус. — Так что я прослежу за этим. Благодарю, Поппи.
С этим словами он обнял Эйлин за талию и повёл её к выходу. Склянки с лекарствами мерно позвякивали в кармане его мантии при каждом шаге. Задержавшись у постелей Джинни и Гермионы, Эйлин обратилась к мальчишкам, которые, казалось, прятали от неё глаза, будто боялись взглянуть прямо в лицо подруги:
— Держитесь, ребята. Они обязательно поправятся. Всё будет хорошо.
Увидев подходящую к постели дочери Молли, Эйлин склонила голову:
— Здравствуйте, миссис Уизли.
Та взглянула тусклым, невидящим взглядом, словно сквозь неё, и ничего не ответила. Северус молча склонил голову, приветствуя Молли. Взгляд Молли оживился, она несколько секунд как будто вспоминала, кто стоит перед ней. Когда же ей это удалось, её глаза вспыхнули неожиданной злобой пополам с отчаянием.
— А-а-а, Северус Снейп! — громко вскрикнула она, забыв о запрете мадам Помфри тревожить сон спящих девушек. — А это твоя жена? Которая, разумеется, пострадала меньше всех и уже отправляется домой? Которую ты защищал, не обращая внимания на тех, кто тоже нуждался в защите и помощи? Конечно, теперь вы в обнимочку следуете домой, в свои мерзкие змеиные норы, в то время, как моя девочка…
С каждым словом голос Молли звучал всё громче и визгливей, в нём всё явственней слышались истеричные нотки, а под конец этой гневной тирады перешёл в крик и громкие, безутешные рыдания. Молли трясло, она заходилась в истерике. Гарри вскочил на ноги и крепко схватил Молли за руки, в то время как Рон подхватил мать сзади за плечи.
— Миссис Уизли… Миссис Уизли, успокойтесь, — тихо и растерянно уговаривал Гарри, но Молли никак не удавалось совладать с собой. Её громкие крики и рыдания уже достигли слуха мадам Помфри, которая, быстро сообразив, в чём дело, уже бежала к ней с флаконом зелья против истерики в руке.
Северус, бледный, как стена, молча наблюдал за происходящим. Эйлин тесно прижалась к нему спиной и не сводила с Молли взгляда, в котором возмущение смешивалось с сочувствием. Внимание всех сосредоточилось на миссис Уизли, поэтому тихий голос Джинни, которую все считали спавшей, произвёл эффект разорвавшейся бомбы.
— Мама. Профессор Снейп не виноват в том, что произошло. Ты сама на его месте даже не взглянула бы в мою сторону. Не требуй от других того, чего не сделала бы сама. Профессор сделал для своей жены то, чего не смогли сделать для нас с Гермионой Гарри и Рон. Ты считаешь, он должен был бросить её и защищать меня?
При первых же словах своей дочери Молли мгновенно затихла, а дослушав, бросилась перед ней на колени, покрывая быстрыми поцелуями её лицо и руки и бессвязно шепча:
— Девочка моя… Родная моя девочка… Прости меня. Прости. Я не знаю, что на меня нашло…
Она подняла заплаканное лицо и, виновато взглянув на Снейпа, произнесла:
— Прости меня, Северус.
Снейп пожал плечами. Смертельная бледность постепенно сходила с его лица, крепко сцепленный зубы разжались. Когда он заговорил, его голос был ровным и бесцветным, но звучал гораздо глуше обычного.
— Я всё понимаю, Молли. Ты устала и перенервничала. Возможно, я на твоём месте думал точно так же.
С этими словами он увлёк Эйлин за собой и, не дожидаясь ответа, покинул больничную палату.
====== Глава 25 ======
Отойдя на приличное расстояние от больничного крыла, Северус остановился посредине полутёмного пустынного коридора. Его трясло. Обвинения, брошенные ему в лицо Молли Уизли, находившейся на грани отчаяния, жгли его, точно калёным железом. И, как ни убеждал он себя в том, что не стоит обращать внимания на слова, вырвавшиеся в припадке истерики у отчаявшейся женщины, успокоиться всё же не смог. Очевидно, волнения и усталость стали причиной тому, что обычный контроль над эмоциями сейчас давался ему с большим трудом. Голос Эйлин, стоявшей сбоку от него, дрожал от гнева:
— По-моему, это — слишком, даже для гриффиндорки.
Северус пожал плечами:
— Она перенервничала, впала в истерику. Горячие гриффиндорские головы не привыкли контролировать свои эмоции и следить за тем, что произносит их язык в моменты боли и отчаяния.
— А ты? Ты не перенервничал?! — в сердцах воскликнула Эйлин. — Ты был там, и тебе пришлось переживать за всех нас!
— Успокойся, — Северус обнял жену за плечи и притянул её к себе. — Думаю, она уже осознала свою неправоту, и теперь её мучает совесть. Пойдём.