Наши за границей

Путь отъ Диршау до Берлина Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна прохали безъ особенныхъ приключеній. Они хали въ вагон прямого сообщенія, и пересаживаться имъ уже нигд не пришлось. Поздъ летлъ стрлой, останавливаясь на станціяхъ, какъ и до Диршау, не боле одной-двухъ минутъ, но голодать имъ не пришлось. Станціонные мальчики-кельнеры разносили по платформ подносы съ бутербродами и стаканы пива и совали ихъ въ окна вагоновъ желающимъ. Глафира Семеновна, отличающаяся вообще хорошимъ аппетитомъ, набрасывалась на бутерброды и набивала ими ротъ во все время пути. Николай Ивановичъ пилъ пиво, гд только можно, залпомъ проглатывая по большому стакану, а иногда и по два, и значительно повеселлъ и даже разъ вступилъ въ разговоръ съ какимъ-то нмцемъ о солдатахъ. Разговоръ начался съ того, что Николай Ивановичъ кивнулъ жен на партію прусскихъ солдатъ, стоящихъ группою на какой-то станціи, и сказалъ:

— Глаша, смотри, какіе нмецкіе-то солдаты маленькіе, худенькіе, совсмъ въ род какъ-бы лимонскій скотъ. Нашъ казакъ такихъ солдатъ пятокъ штукъ одной рукой уберетъ.

Сидвшій противъ Николая Ивановича угрюмый нмецъ, усердно посасывающій сигару, услыхавъ въ русскомъ разговор слова «солдатъ» и «казакъ», тотчасъ-же отъ нечего длать спросилъ его но-нмецки:

— А у васъ въ Россіи много солдатъ и казаковъ?

Николай Ивановичъ, тоже понявшій изъ нмецкой фразы только слова «Russland, Soldaten и Hosaten», воскликнулъ:

— У насъ-то? Въ Руссландъ? Филь, филь… Такъ филь, что просто ужастя. И солдатъ филь, и казаковъ филь. И нашъ казакъ нешто такой, какъ ваши солдаты? У васъ солдаты тоненькіе, клейнъ, ихъ плевкомъ перешибить, а нашъ казакъ — во!.. — сказалъ онъ, поднялся съ дивана и показалъ руку до потолка. — Кулачище у него — во, въ три пуда всомъ.

Николай Ивановичъ сложилъ руку въ кулакъ и поднесъ его нмцу чуть не подъ носъ. Нмецъ, понявъ такъ, что этимъ кулакомъ Николай Ивановичъ хочетъ показать, что въ случа войны русскіе такъ сожмутъ въ кулакъ нмцевъ, пожалъ плечами и, пробормотавъ: «Ну, это еще Богъ знаетъ», умолкъ и прекратилъ разговоръ. Николай-же Ивановичъ, воспламенившись разговоромъ, не унимался и продолжалъ доказывать силу казака.

— Вашъ солдатъ нешто можетъ столько шнапсъ тринкенъ, сколько нашъ казакъ будетъ тринкенъ? Вы, нмцы, биръ тринкенъ можете филь, а чтобъ шнапсъ тринкенъ васъ на это нтъ. Что русскому здорово, то нмцу смерть. Нашъ казакъ вотъ такой глясъ шнапсъ тринкенъ можетъ, изъ котораго дейчъ меншъ биръ тринкенъ, и нашъ руссишъ меншъ будетъ ни въ одномъ глаз… А вашъ дейчъ меншъ подъ лавку свалится, у него подмикитки ослабнутъ. У насъ щи да кашу дятъ, а у васъ супъ брандахлыстъ да колбасу; нашъ солдатъ чернымъ-то хлбомъ напрется, такъ двоихъ-троихъ дейчъ меншъ свалитъ, а вашъ дейчъ солдатъ на блой булк сидитъ. Оттого нашъ руссишъ солдатъ и силенъ. Ферштейнъ?

Нмецъ молчалъ и улыбался. Николай Ивановичъ продолжалъ:

— Съ вашей ды силы не нагуляешь. Мы вотъ въ вашемъ Кенигсберг вздумали пость, эссенъ, и намъ подали котлеты меньше куринаго носа; а у насъ коммензи въ трактиръ Тстова въ Москв, такъ теб котлету-то словно отъ слона выворотятъ. Ваши котлеты клейнъ, а наши котлеты гросъ.

Въ довершеніе всего, Николай Ивановичъ сталъ разсказывать нмцу о казацкой ловкости на кон и даже сталъ показывать въ вагон нкоторые пріемы казацкой джигитовки.

— А у васъ, у дейчъ солдатъ — ничего этого нтъ, — закончилъ онъ и отеръ платкомъ выступившій на лбу потъ.

— Да что ты ему разсказываешь-то, — замтила мужу Глафира Семеновна. — Вдь онъ все равно по-русски не понимаеть.

— Да вдь я съ нмецкими словами, такъ какъ же не понять! Не бойся, понялъ, — подмигнулъ Николай Ивановичъ. — Понялъ и умолкъ, потому чувствуетъ, что я правду…

Вечеромъ пріхали въ Берлинъ. Поздъ, проходя надъ улицами и минуя громадные дома съ вывсками, въхалъ, наконецъ, въ блестяще освщенный электричествомъ вокзалъ и остановился.

— Вотъ онъ, Берлинъ-то! — воскликнулъ Никола Ивановичъ. — Тутъ ужъ, и не спрашивая, можно догадаться, что это Берлинъ. Смотри, въ вокзал какая толкотня. Словно въ Нижнемъ во время ярмарки подъ главнымъ Домомъ, — обратился онъ къ жен. — Ну, выходи скорй изъ вагона, а то дальше куда-нибудь увезутъ.

Они вышли изъ вагона.

— Багаже гд можно взять? Багаже? — сунулъ Николай Ивановичъ какому-то сторожу квитанцію.

— Weiter, mein Herr, — отмахнулся тотъ и указалъ куда-то рукой.

— Багаже… — сунулся Николай Ивановичъ другому сторожу, и опять тотъ-же отвтъ.

Пришлось выйти къ самому выходу изъ вокзала. Тамъ около дверей стояли швейцары гостинницъ съ мдными бляхами на фуражкахъ, и приглашали въ себ путешественниковъ, выкрикивая названіе своей гостинницы. Одинъ изъ такихъ швейцаровъ, заслыша русскій разговоръ Николая Ивановича и Глафиры Семеновны, прямо обратился къ нимъ на ломаномъ русскомъ язык:

— Въ нашъ готель говорятъ по-русски. Въ нашъ готель первая рангъ комната отъ два марка до двадцать марка!