Наши за границей

Глафира Семеновна и Николай Ивановичъ въ сопровожденіи швейцара, сошли по лстниц гостинницы и вышли на улицу, прилегающую къ бульвару Unter den Linben, и вскор свернули на него. Былъ уже девятый часъ вечера, нкоторые магазины запирались, потушивъ газъ окнахъ, но уличное движеніе не утихало. Громыхали колесами экипажи, омнибусы, пронзительно щелкали бичи, вереницами тянулись ломовые извозчики съ громадными фурами, нагруженными поклажей, чуть не до третьяго этажа домовъ и везомыми парой, тройкой и даже четверкой лошадей въ рядъ и цугомъ. Легкіе экипажи сторонились и давали дорогу этимъ чудовищамъ.

— Вотъ эта наша знаменитая улица Подъ Липами, — похвастался швейцаръ. — Нашъ Невскій перспективъ.

— А ежели это у васъ на манеръ нашего Невскаго проспекта, то зачмъ-же у васъ ломовыхъ-то пускаютъ загромождать дорогу? — спросилъ Николай Ивановичъ. — Смотри-ка, какія фуры! Чуть не съ домъ.

— А куда-же дваться? Вдь это улица. Он дутъ по свой дло.

— Объзжай по заднимъ улицамъ. Тутъ прогулка чистой публики, и вдругъ лзетъ ломовой. Да еще какой ломовой! На саженныхъ колесахъ и въ тройку лошадей! Нтъ, у насъ, въ Петербург, по главнымъ улицамъ этимъ дубинамъ здить не позволяютъ. Колеси по закоулкамъ. Нехороши, братъ Францъ, у васъ насчетъ этого порядки, нехороши, хоть и Берлинъ.

— Но ежели ему нужно. Вдь онъ по длу, — опять повторилъ швейцаръ.

— Мало-ли, что нужно! Мало-ли, что по длу! Объзжай. Куда ему торопиться! Надъ нимъ не каплетъ. Вдь не въ театръ къ началу представленія спшитъ.

— Но вдь черезъ это доставка товара должна быть дороже.

— То-есть какъ это?

— Да такъ. хать по прямой путь — онъ сдлаетъ больше рейсовъ и можетъ за провозъ взять дешевле! Тутъ экономи, большой экономи.

— Глаша! Слышишь, какъ разсуждаютъ! Вотъ на обух-то рожь молотятъ! — отнесся Николай Ивановичъ къ жен.

— Да ужъ извстно, нмцы. Какъ-же имъ иначе-то разсуждать! — отвчала та.

— И зачмъ у васъ такія телги громадныя, чтобы ихъ въ три и четыре лошади таскать? — дивился Николай Ивановичъ. — У насъ телги въ одну лошадь.

— Большія телги тоже экономи, — отвчая швейцаръ. — Каждой маленькой телга въ одна лошадь нужно одинъ извозчикъ, и къ большая телга въ три лошадь тоже нужно одинъ человкъ. Большая телга везетъ столько, сколько везетъ три телга, — и вотъ два человкъ, два извозчикъ экономи. Эти извозчикъ могутъ работать другое дло.

— Ой, ой, ой, какъ разсуждаютъ! Глаша, слышишь?

— Да ужъ слышу, слышу. Дай шляпки-то дамскія мн посмотрть.

Глафира Семеновна въ это время остановила около моднаго магазина.

— Вотъ нашъ знаменитый акваріумъ, — указалъ, наконецъ, швейцаръ на подъздъ, освщенный электричествомъ. — Пожалуйте наверхъ.

— Какъ наверхъ? Да разв у васъ акваріумъ-то не садъ? — удивился Нкколай Ивановичъ. — У насъ въ саду.

— Какъ возможно въ саду! Тутъ есть такія рыбы и амфибіенъ, что имъ нужно теплый цонне… теплый климатъ… Вы пальто снимите и отдайте. Будетъ жарко.

— Снимемъ, снимемъ. Ну, поднимайся. Глаша. А я думалъ, Францъ, что у васъ въ акваріум этотъ… какъ его?.. Вотъ что къ намъ-то прізжалъ… Штраусъ, вотъ кто, — вспомнилъ Николай Ивановичъ. — Я думалъ, что у васъ въ акваріум Штраусъ, — продолжалъ онъ.

— Штраусъ на Зоологическій садъ… Тамъ и штраусъ, тамъ и жирафе, тамъ и гиппопотамъ, тамъ и вашъ русскій ейсберъ — ледяной медвдь.

Супруги взяли билеты и въ сопровожденіи швейцара вошли въ акваріумъ. Направо и налво стеклянные резервуары съ плавающей въ вод рыбой. Николай Ивановичъ взглянулъ мелькомъ и сказалъ швейцару:

— Ну, мимо! Чего тутъ простыхъ-то рыбъ разсматривать! Этого добра у насъ въ Петербург въ каждомъ трактир въ садк много плаваетъ. А ты веди къ ученымъ рыбамъ, которыя вотъ музыку-то играютъ.

Швейцаръ покосился на него и повелъ дальше. Показался терраріумъ съ черепахами.

— Вотъ тутъ шильдкрете, — указалъ онъ.

— Черепахи? — заглянула Глафира Семеновна, сморщилась и проговорила:- Фу, какая гадость. Ведите скорй насъ къ эстрад-то.

Швейцаръ опять покосился. Онъ недоумвалъ, отчего это путешественники пришли въ акваріумъ и ни на что смотрть не хотятъ.

— Сейчасъ будутъ знаменитый орангутангъ и горилла, — сказалъ онъ.

— Это, то-есть, обезьяны? — спросила Глафира Семеновна. — Не надо, не надо намъ обезьянъ. Ну, что на нихъ смотрть! Эка невидаль! Вы ведите насъ скорй къ этому… Какъ вы его назвали-то? Да… Амфибіенъ… Ведите туда, гд этотъ Амфибіенъ играетъ. А здсь и публики-то нтъ.

— Мадамъ хочетъ амфибіенъ смотрть? — улыбнулся швейцаръ. — А вотъ многія дамы не любятъ на амфибіенъ смотрть. Вы храбрый дама… Вотъ начинаются амфибіенъ, — указалъ онъ на бассейнъ. — Тутъ крокодиленъ…

Глафира Семеновна такъ и шарахнулась въ сторону, увидавъ выставившуюся изъ воды голову крокодила.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — заплевалась она. — И какъ вамъ не стыдно на такую гадость указывать. Мы васъ просимъ, чтобы вы насъ къ Амфибіену вашему вели, а вы, какъ на зло…

— Да вдь это амфибіенъ и есть… — началъ было швейцаръ.

— Дальше, дальше, Францъ! Что это въ само дл! Теб русскимъ языкомъ говорятъ, что мы не желаемъ этой дряни смотрть! — крикнулъ Николай Ивановичъ.

Швейцаръ недоумвалъ.

— Мадамъ проситъ амфибіенъ…