Наши за границей

— Коля, вставай. Пора вставать. Смотри, какъ мы проспали: одиннадцатый часъ. Когда-же мы будемъ осматривать городъ? Вѣдь надо умыться, одѣться, чаю напиться, послать за нашимъ багажемъ и отыскать наши саквояжи и подушки. Вѣдь здѣсь, въ Берлинѣ, мы рѣшили пробыть только одинъ день.

Николай Ивановичъ что-то промычалъ, но не пошевелился. Жена продолжала его будить:

— Вставай! Проспишь полъ-дня, такъ много-ли тогда намъ останется сегодня на осмотръ города.

— Сегодня не осмотримъ, такъ завтра осмотримъ. Куда торопиться? Надъ нами не каплетъ, — пробормоталъ мужъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, ужъ какъ ты тамъ хочешь, а въ нѣмецкой землѣ я больше одного дня не останусь! Поѣдемъ скорѣй въ Парижъ. Что это за земля, помилуйте! Ни позавтракать, ни пообѣдать нельзя настоящимъ манеромъ безъ телеграммы. Питайся одними бутербродами. Къ сухоѣденію я не привыкла.

Глафира Семеновна быстро встала съ постели и принялась одѣваться. Николай Ивановичъ протянулъ руку къ ночному столику, вынулъ изъ портсигара папиросу, закурилъ ее и продолжалъ лежать, потягиваясь и покрякивая.

— Да и сегодня прошу тебя сдѣлать какъ-нибудь такъ, чтобы намъ здѣсь можно было пообѣдать настоящимъ манеромъ съ говяжьимъ супомъ и горячими бифштексами или котлетами, — просила Глафира Семеновна мужа. — Здѣсь такой обычай, чтобъ обѣдать проѣзжающимъ по телеграммѣ,- ну, пошли имъ въ гостинницу откуда-нибудь телеграмму, закажи обѣдъ — ну, ихъ, пусть подавятся.

— Въ гостинницѣ-то, я думаю, можно обѣдать и безъ телеграммъ. Телеграммы только для станцій на желѣзныхъ дорогахъ, — отвѣчалъ мужъ.

— Все-таки пошли телеграмму. Расходъ не великъ, а по крайней мѣрѣ, тогда пообѣдаемъ навѣрное… Телеграмму я тебѣ сама напишу. Я знаю какъ… «Готель Берлинъ… Дине инъ фиръ уръ» — и потомъ нашу фамилію. Даже и не дине, — поправилась Глафира Семеповна. — Дине — это по-французски, а по-нѣмецки — митагъ. «Митагъ инъ фиръ уръ» — вотъ и все.

— Лучше-же прежде спросить кельнера. Я увѣренъ, что для Берлина телеграммы не надо, — стоялъ на своемъ Николай Ивановичъ.

— Ну, ужъ это спрашивать, такъ навѣрное перепутаешься. Скажутъ — да, а потомъ окажется, что нѣтъ, — и сиди голодомъ. Бѣда заграницей безъ языка. Вотъ ежели-бы мы говорили по-нѣмецки настоящимъ манеромъ…

— Вдвоемъ-то какъ-нибудь понатужимся.

— Намъ и такъ придется много натуживаться. Багажъ надо добывать, саквояжи и подушки разыскать. Да что-жъ ты валяешься-то! Вставай… Смотри, ужъ одиннадцать часовъ!

Глафира Семеновна возвысила голосъ и сдернула съ мужа пуховикъ. Мужъ принялся одѣваться.

Черезъ нѣсколько минутъ супруги умылись, были одѣты и звонили кельнера. Тотъ явился, поклонился и всталъ въ почтительной позѣ.

— Самоваръ, — обратился къ нему Николай Ивановичъ. — А тэ не надо. Тэ у насъ есть. Цукеръ также есть.

Кельнеръ глядѣлъ на него во всѣ глаза и наконецъ спросилъ:

— Thee wünschen Sie, mein Herr?

— Не тэ, а просто самоваръ безъ цукеръ и безъ тэ. Глаша, какъ самоваръ по-нѣмецки.

— Постой… Пусть ужъ просто чай несетъ. Можетъ быть, самоваръ принесетъ?

— Да зачѣмъ-же, ежели у насъ есть свой чай?

— Ничего. Гдѣ тутъ съ нимъ объясняться! Видишь, онъ ничего не понимаетъ изъ нашего разговора. Брингензи тэ на двоихъ. Тэ фюръ цвей.

— Sünschen Sie auch Brod und Butter, Madame? — спросилъ кельнеръ.

Глафира Семеновна поняла и отвѣчала:

— Я… я… Бродъ и бутеръ. Да брингензи цитронъ, брингензи кезе… И бродъ побольше… филь бродъ… Я, Николай Иванычъ, ужасно ѣсть хочу.

Кельнеръ поклонился и сталъ уходить.

— Постойте… Вартензи, — остановила его Глафира Семеновна. — Флейшъ можно брингенъ? Я говядины, Николай Иванычъ, заказываю. Можетъ быть, и принесутъ. Флейшъ брингензи, кальтъ флейшъ.

— Raltsleisch, Madame?

— Кальтъ, кальтъ. Только побольше. Филь…

Явился чай, но безъ самовара. Кипятокъ или, лучше сказать, теплую воду подали въ большомъ молочномъ кувшинѣ.

— А самоваръ? Ферштеензи: самоваръ, — спрашивала Глафира Семеновна. — Самоваръ митъ угли… съ угольями… съ огнемъ… митъ фейеръ, — старалась она пояснить и даже издала губами звуки — пуфъ, пуфъ, пуфъ, изображая вылетающій изъ-подъ крышки самовара паръ.

Кельнеръ улыбнулся.

— Sie wünschen Theemaschine.

— Да, да… Я, я… Тамашине, — подхватила Глафира Семеновна. — Вотъ поди-жъ ты, какое слово забыла. А вѣдь прежде знала. Тэмашине.

— Theemaschine haben wir nicht, Madame. Das wird selten gefragt bei uns.

— Нейнъ?

— Nein, — отрицательно потрясъ головой кельнеръ.

— Извольте видѣть, нѣтъ у нихъ самовара! Ну, Берлинъ! Въ хорошей гостинницѣ даже самовара нѣтъ, тогда какъ у насъ на каждомъ постояломъ дворѣ. Ну, а кипятокъ откуда-же мы возьмемъ? Хейсъ вассеръ?

— Hier, — указалъ кельнеръ на кувшинъ.

— Здѣсь? Да это какой-же кипятокъ! Это просто чуть тепленькая водица. Даже и паръ отъ него не идетъ. Намъ нуженъ кипятокъ, ферштеензи — кипятокъ, хейсъ вассеръ. И наконецъ, тутъ мало. Тутъ и на двѣ чашки для двоихъ не хватитъ, а мы хотимъ филь, много, мы будемъ пить по пяти, по шести чашекъ. Ферштеензи — фюнфъ, зехсъ тассе.