Наши за границей

После ночной трапезы супруги уже не ссорились вслух, а только дулись друг на друга. Николай Иванович, почти один выпив бутылку вина, хоть и проповедовал раньше, что ему и Глафире Семеновне нужно быть настороже против мошенников, а потому спать попеременно, стал клевать носом и заснул первым. Глафира Семеновна еще бодрствовала, смотрела, как мелькали в темном окне одинокие огоньки, но и она, аппетитно позевав, вскоре заснула крепким сном под равномерный стук колес.

Когда Глафира Семеновна проснулась, поезд стоял на какой‑то станции. Только еще рассветало. Коммивояжер и толстенький француз были уже проснувшись. Толстый француз зевал и, сняв с себя туфли, переобувался в полусапожки. Коммивояжер, стоя во весь рост, делал свой туалет.

Он смотрелся в маленькое складное зеркальце и причесывался, закручивая усики.

– Последняя станция перед Женевой. Через пятнадцать минут будем на месте, – сказал он Глафире Семеновне, любезно поклонившись, и осведомился, хорошо ли она отдохнула.

Глафира Семеновна, пробормотав «мерси», стала будить мужа. Тот открыл глаза и бессмысленно смотрел на жену.

– Надо будет связать наши вещи. Сейчас приедем, – сказала она.

– Куда?

– Да в Женеву.

Николай Иванович покосился на причесывавшегося коммивояжера, поморщился и спросил жену:

– И этот болван в Женеву едет?

– Да почем же я‑то знаю? Я его не спрашивала.

– В Женеву, это видно. Знаешь что, Глафира Семеновна, мне что‑то не хочется останавливаться в Женеве. Ну ее к черту! Поедем дальше.

– Как к черту? Да ведь в Женеве‑то Швейцария, мы здесь эти самые Альпийские горы увидим. Те швейцарские виды посмотрим в натуре, которые у нас в гостиной на картинах.

– Что нам горы! Что нам виды! Плевать на них. Горы‑то и виды мы, и проезжая по железной дороге, увидим! Конечно же плевать, – говорил Николай Иванович, а сам все косился на коммивояжера.

– Ну, это тебе плевать, а я плевать не желаю. Нет, нет, я хочу видеть Женеву и Альпы, я про Женеву очень много читала, еще недавно читала. Здесь маркиз де Фурма провел свой медовый месяц с Леонией. Они ездили по озеру при свете луны.

– Опять из романа? Ах, черт их возьми.

– Ну, уж ты там чертыхайся или не чертыхайся, а в Женеве мы хоть на один день остановимся. Ты это должен сделать за твою парижскую провинность.

– Опять за провинность. Да ведь уж я за свою провинность купил тебе на сто семьдесят франков кружев и разной дряни. Провинность! Удивительно, как ты памятлива. На себя бы лучше оглянулась, – сказал Николай Иванович и опять покосился на коммивояжера.

– Пожалуйста, не говори глупостей! Я знаю, на что ты намекаешь, но это глупо и глупо. В Женеве мы должны остановиться.

Глафира Семеновна стала собирать свои вещи и увязывала их ремнями.

Поезд, катя на всех парах, подъезжал к Женеве. Уже значительно рассвело. Сквозь утренний туман виднелись очертания гор, вершины которых, однако, были скрыты облаками. Женщины в синих платьях и соломенных шляпках с граблями на плече или с плетеными корзинками за спиной шли около полотна дороги на работу. Направо и налево виднелись виноградники и между ними каменные домики. Николай Иванович, хмурясь, смотрел на все это и досадливо кусал губы.

Поезд стал убавлять ход, показалась станция.

– Романистка! На каком здесь языке говорят: на французском или на немецком? – ядовито отнесся к жене Николай Иванович.

– А вот услышишь.

Поезд остановился. Супруги забрали свои вещи и стали выходить. Глафира Семеновна держала в руках две подушки и саквояж. Коммивояжер подскочил к ней и хотел помочь.

– Не требуется‑с. Алле, – остановил его жестом Николай Иванович. – Вишь, какой услужливый! Стянуть что‑нибудь захотелось?

– Совсем дурак! – со вздохом проговорила Глафира Семеновна.

Они вышли из вагона. Подскочивший к ним носильщик показал на свой номер на груди и, взяв от них подушки и саквояжи, спрашивал:

– Quel hôtel désirez‑vous, monsieur?

– Ага! Здесь французят. Ну ладно, – сказал Николай Иванович. – Только смотри, Глафира Семеновна, больше как на один день я здесь не останусь.

Около станционного дома, у дверей, пожилой человек в пиджаке и с сигарой в зубах и блузник остановили их.

– Qu’est‑ce que vous avez là, monsieur? Ouvrez[43], – указал человек в пиджаке на саквояжи.

– Monsieur le visiteur des douanes…[44] – отрекомендовал его носильщик.

Супруги не понимали и вопросительно смотрели друг на друга. Человек в пиджаке и носильщик показывали супругам знаками, чтобы они открыли свои саквояжи. В это время подскочил коммивояжер и заговорил с человеком в пиджаке что‑то по‑французски, указывая на супругов. Человек в пиджаке выслушал и сказал супругам: «Allez», пропуская их в двери.

– Таможня, что ли? – наконец стала догадываться Глафира Семеновна.

– Да почем же я‑то знаю! Я знаю только, что вон этот паршивый болван, нахал с усиками, не отстает от нас и решительно во все наши дела ввязывается! – раздраженно воскликнул Николай Иванович, кивая на коммивояжера.

– Да ведь он же помог нам. Через него нас пропустили.

– Не желаю я его помощи.

На подъезде стояли швейцары из гостиниц с бляхами на фуражках и с надписями названий гостиниц.