Наши за границей

Невзирая, однако, на тревожное состояние Николая Ивановича и Глафиры Семеновны, сон сделал свое дело, и они задремали на несколько времени, хотя и дали себе слово не спать. Первой проснулась Глафира Семеновна и даже испугалась, что спала. Она проснулась от остановки поезда на станции. Стучали молотками, пробуя колеса, перекликались рабочие, и уж перекликались на французском языке, как показалось Глафире Семеновне. Она открыла окно и стала прислушиваться — да, французский язык. Немецкого говора не слыхать, он исчез; исчезли откормленные, лоснящиеся физиономии немецких железнодорожных служащих, исчезли немецкие фуражки и заменились французскими кепи, появились французские бородки на тощих лицах, и на станционном здании красовались уже французские надписи. Первым, что бросилось Глафире Семеновне в глаза, была надпись: «Buvette».

— Николай Иваныч, французский язык! Приехали, во французскую землю приехали! — радостно бросилась она к мужу.

Николай Иванович спал, прислонившись к уголку и держа руку на револьвере, который лежал у него на коленях. Жене нужно было потрясти его за плечо, чтобы он проснулся. Он открыл глаза, быстро вскочил на ноги и, уронив на пол револьвер, испуганно спрашивал:

— Опять разбойник? Где он?

— Какой разбойник! Мы приехали во Францию. Французский язык… Может быть, это уж даже Париж.

— Не может быть! Тогда надо спросить. Что же ты! Спрашивай… Хвастайся французским языком.

Глафира Семеновна высунулась из окна и крикнула проходившей французской бородке:

— Месье… Кель статион? Пари? Иси Пари?

— Oh, non, madame. Paris est encore loin. A Paris nous serons le matin, — послышался учтивый ответ.

— Что он говорит? — осведомился Николай Иванович.

— Нет, нет, не Париж. В Париж мы приедем еще утром.

— Однако ты все понимаешь.

— Еще бы! По-французски я сколько угодно. У нас в пансионе француженка была настоящая, — похвасталась Глафира Семеновна. — Вот написано — пур ля дам, вон — пур ле месье… Вон — бювет. Тут можно выпить желающим.

— Так я, Глаша, с удовольствием бы выпил. Спроси, сколько минут стоим.

— Нет, нет. А на кого ты меня оставишь? Я боюсь. А вдруг опять разбойник?

— Да разбойник, должно быть, в немецкой земле остался. Неужели же его через границу пропустили? Наконец, ты можешь со мной вместе выйти.

— Кондюктер! — опять закричала Глафира Семеновна. — Комбьен минют иси?

— Seulement deux minutes à présent, madame. Il vous reste deux minutes.

— Me ну вулон буар…

— Да, буар… Буар вен руж, а то так бир, — прибавил Николай Иванович и тут же похвастался перед женой: — Все хмельные слова я отлично знаю.

Кондуктор протянул руку и сказал:

— Vous voulez prendre du vin rouge? Donnez Moi de l’argent, monsieur. Je vous apporterai tout de suite.

— Что он говорит, Глаша?

— Сам принести хочет нам вина. Комбьян пур бугель?

— Deux francs. Dépêchez-vous, madame, dépêchez-vous[6].

— Как, тоже депешу надо? — спросил Николай Иванович. — И здесь по телеграфной депеше?

— Да нет же, нет. Давай ему скорей денег. Давай два французских серебряных четвертака. Скорей, скорей.

— Вот! — Николай Иванович, сунув кондуктору деньги, прибавил: — Тут труа четвертак. Пусть на труа франк. А я думал, что и здесь, как в Неметчине, все надо по телеграфу, когда кондуктор упомянул про депешу-то, — отнесся он к жене по уходе кондуктора.

— Да нет, нет. Он не про депешу упомянул, а сказал — депеше ву, то есть поторопитесь. Здесь французская земля, здесь этого нет.

— Ну, то-то. А то удивительно странно показалось. Думаю: там только обеды по телеграфическим депешам, а здесь уж и выпивка. Нет, какова учтивость у французов! Только заикнулись насчет выпивки, — сейчас: пожалуйте, я вам принесу.

— Еще бы… Французы удивительно учтивый народ. Разве можно их сравнить с немцами.

— Я, Глаша, страсть как рад, что мы попали во французскую землю.

— А я-то как рада!

Поезд, однако, не простояв и двух минут, двинулся, минуя станционные освещенные вывески.

— Глаша! А выпивка-то? Где же вен руж-то? Надул кондуктор… Вот тебе и французская учтивость! — воскликнул Николай Иванович, но в это время дверь купе отворилась, и в купе влез кондуктор, держащий в руке бутылку вина, горлышко которой было прикрыто стаканом.

— Voyons, monsieur… Servez-vous… — протянул он Николаю Ивановичу бутылку.

— Вот за это, мусье, спасибо, вот за это мерси. Гран мерси, рюсс мерси! — заговорил Николай Иванович, принимая бутылку.

— Monsieur est un russe? — спросил француз и прибавил: — Oh, nous aimons la Russie et les russes. Vivent les russes![7]

От него так и пахнуло вином. Очевидно, он и сам сейчас только выпил, да и раньше не отказывался от вина. Николай Иванович заметил это и сказал жене:

— Парень-то, кажется, изрядно хвативши?

— Ничего. Французы и пьяные любезны. Это совсем особый народ.

— Vos billets, monsieur… — между тем сказал кондуктор.

— Билеты требует, — пояснила Глафира Семеновна.