Нашла коса на камень

— Я долженъ просить васъ ничего подобнаго не длать… Зачмъ вы непремнно хотите возобновить нашъ старый споръ? Разв мы не условились, что, съ цлью облегчить по возможности ваше невозможное положеніе, будемъ тщательно избгать всякихъ лишнихъ встрчъ. Зачмъ же, ради самого неба, теперь, когда двухъ дней еще не прошло, намъ измнять порядокъ, который одинъ только и мыслимъ при настоящихъ обстоятельствахъ?

Она упрямо качаетъ головой и говоритъ кротко, но ршительно.

— Несправедливо думать, что человкъ, разъ сдлавшій вамъ зло, вынужденъ сдлать его вамъ и въ другой. Неужели тому, что мое общество было, къ несчастью, навязано вамъ обстоятельствами, я вынуждена сознавать, что нарушаю порядокъ вашей ежедневной жизни?

— Ничего подобнаго нтъ, — обрываетъ онъ ее. — Позвольте повторить вамъ сказанное въ начал разговора: «мн здсь прекрасно».

— Въ такомъ случа, мн остается только извиниться, что напрасно задержала васъ, — говорить она съ легкимъ поклономъ, поворачивается и уходитъ быстрыми шагами.

Въ гостиной все по старому. Джильяна становится у камина и прислоняется лбомъ къ мраморной доск его; она не мняетъ своей позы, когда, спустя нсколько времени, отворилась дверь. Врно, лакей пришелъ убирать со стола. Только при звукахъ голоса миссъ Бернетъ, Джильяна поднимаетъ голову.

— А! вотъ и вы, — ехидствуетъ старая два. — Я знала, что рано или поздно мы вынудимъ васъ голодомъ придти къ намъ.

— И были правы, — спокойно отвчаетъ ея брать.

— Пожалуйста, чтобъ такихъ дурачествъ больше не было, — сказавъ это, любезная сестрица поворачивается на другой бокъ и засыпаетъ.

Джильяна съ удивленіемъ взглядываетъ черезъ плечо на опекуна, а онъ спокойно раскладываетъ на стол книги, принесенныя изъ кабинета. Черезъ нсколько минутъ она, безъ шума, отходитъ отъ камина и, взявъ свой брошенный романъ, спокойно усаживается неподалеку отъ него. Онъ не поднимаетъ глазъ. Легче было бы заговорить, еслибъ она могла встртиться съ нимъ взглядомъ; какъ бы то ни было она ршается.

— Благодарю васъ, — говоритъ она тихимъ, робкимъ голосомъ. — Я вамъ очень благодарна.

Онъ отвчаетъ только легкимъ наклоненіемъ головы. У нея не хватаетъ боле мужества нарушить такое упорное молчаніе.

* * *

Холодно и скучно тянется жизнь Джильяны Латимеръ, рзкій контрастъ представляетъ она съ ея прежней дятельной жизнью въ дом дяди. Здсь никто не спрашиваетъ ея совта, слуги не ждутъ отъ нея приказаній, — все шло бы по заведенному порядку и безъ нея. Роль ея въ этомъ дом чисто пассивная. Жаловаться ей, собственно говоря, не на что. Ея роскошная маленькая гостиная, ярко освщенная и хорошо отопленная постоянно, какъ будто ожидаетъ постителей. Собственный экипажъ всегда стоитъ у подъзда. Бывать она можетъ гд хочетъ, у себя принимать кого пожелаетъ, стсненій никакихъ, но тоска такъ и гложетъ ее. Отношенія къ опекуну остаются прежнія, а между тмъ случаи даютъ ей возможность убдиться, что и этотъ медвдь, при случа, можетъ быть любезенъ. Двицы Тарлтонъ являются съ визитомъ въ Джильян, по просьб миссъ Бернетъ остаются завтракать, знакомятся съ докторомъ, который относится къ нимъ чрезвычайно любезно, особенно къ старшей, живой и свтской двушк. Въ теченіе всего завтрака, они усердно поддерживаютъ легкій, но не лишенный остроумія разговоръ, и такъ имъ увлекаются, что Софья забываетъ дость желе, а Бернетъ не слышитъ, что часы пробили половину перваго. Только замчаніе сестры, что онъ опоздаетъ въ больницу, заставляетъ его, наконецъ, скрпя сердце, оторваться отъ пріятнаго общества веселой миссъ, которая, въ свою очередь, отъ него въ восхищеніи.

— Да вы смялись надъ нами, — говоритъ она Джильян,- онъ истый джентльменъ — Разв я когда-нибудь говорила, что онъ не джентльменъ? — восклицаетъ она.

Между тмъ, Бернетъ, со дня того достопамятнаго разговора на порог кабинета, проводитъ вс вечера въ гостиной, что, впрочемъ, насколько ихъ не оживляетъ, такъ какъ онъ ни на минуту не отрывается отъ книги. Вотъ, одинъ изъ многихъ такихъ вечеровъ. Докторъ прилежно читаетъ у стола, Джильяна, сидя противъ него, перебираетъ груду брошюръ. Видъ ея оживленне обыкновеннаго. Миссъ Бернетъ, къ удивленью присутствующихъ, не спитъ. Въ половин десятаго она встаетъ и направляется къ двери. Тщетно братъ и гостья убждаютъ ее посидть съ часокъ, старая эгоистка остается непреклонной. Съ минуту, Джильяна стоитъ въ нершимости, не зная уходить ли ей, или оставаться. Наконецъ, возвращается на прежнее мсто: не ложиться же въ такую рань. Нсколько минутъ длится молчаніе, не нарушаемое даже храпньемъ, этимъ постояннымъ занятіемъ миссъ Бернетъ, когда она бодрствуетъ. Казалось все идетъ попрежнему, но по сознанію обоихъ нмыхъ актеровъ этой сцены положеніе радикально измнилось, съ исчезновеніемъ полусонной дуэньи. Чувствуется какая-то неловкость. Къ довершенью всего, докторъ поймалъ пристальный взглядъ Джильяны, устремленный на него, и въ свою очередь вопросительно посмотрлъ на нее.

— Извините, — говоритъ она не безъ смущенія, — но я задавала себ вопросъ, отчего вы тогда заткнули себ уши?