Насколько прочно Основание

— Мне не нравится столь холодное мое пиво, сэр, — сообщил он Аплин-Армаку. — И это немного! — взвизгнул он, подтягиваясь выше в воде и качая головой. — Нашел дно, сэр. Немного каменистое, на мой вкус!

— Тогда в следующий раз не снимай обувь, тупой ублюдок! — услужливо подсказал Стивирт Малик.

— Не люблю хлюпать в мокрых башмаках, рулевой, — весело ответил Брейсин.

— Просто веди нас, Малик, — сказал Аплин-Армак тоном преувеличенного терпения. — Лейтенант Гоуэйн хочет, чтобы мы снова спрятались до восхода солнца.

— Есть, есть, сэр, — сказал Малик. — Уступите дорогу. А ты, Брейсин, держи свои чертовы нежные пальчики подальше от камней, чтобы не поранить их!

— Имей это в виду, я так и сделаю, рулевой, — заверил его Брейсин с еще одной ухмылкой.

Аплин-Армак покачал головой, но подшучивание между Маликом и членами команды его лодки было наилучшим возможным (и желанным) доказательством того, что моральный дух людей был в полном порядке.

Они находились чуть более чем в ста восьмидесяти милях вверх по реке Сарм, в двух третях пути через малонаселенное графство Чарлз, и это был долгий, извилистый путь от соленой воды, которая была естественной стихией чарисийского моряка. Правда, река была полна воды, но также была полна камней, насекомых и отмелей, где лодки приходилось перетаскивать через песчаные преграды или преодолевать пороги. К счастью, они не столкнулись ни с какими водопадами — по крайней мере, пока, — но они чрезвычайно хорошо справлялись со средней скоростью три мили в час в течение четырнадцати или пятнадцати часов темноты и сумерек, доступных им каждый день. Он был рад, что они не делали этого позже весной, когда дни будут длиннее, но были и недостатки в том, чтобы грести и плыть вверх по неизвестной реке в темноте… особенно для лодки, которой лейтенант Гоуэйн поручил плыть впереди остальных. Например, они, казалось, тратили много времени, прыгая в нее и вылезая из нее, когда садились на мель.

Тем не менее, до сих пор все казались достаточно жизнерадостными, и необычно (по опыту Аплин-Армака), что на самом деле все шло по плану и более или менее по расписанию.

Что, очевидно, означает, что скоро что-то обязательно пойдет не так, — размышлял он, оглядываясь через плечо на силуэты других, более крупных лодок позади них.

Никто не заметил их, когда они впервые двинулись вверх по реке. Солнце еще не взошло, когда они проплыли мимо набережной Сармута, и, учитывая десятки других лодок эскадры, которые направлялись к набережной с серьезными намерениями, вероятно, было не слишком удивительно, что никто не обратил на них никакого внимания.

В качестве дополнительного штриха адмирал Ярли приказал перекрасить лодки в разные оттенки грязно-белого, серого и черного, а затем стереть новую краску так, как ни один боцман военно-морского флота никогда бы не допустил. Направляясь вверх по течению от Сармута, они миновали несколько небольших городков и изолированных ферм, и каждый раз выкрикивали предупреждение о том, что еретики-чарисийцы нападают в низовьях реки. Сармут был в огне! Сармутская крепость превратилась в руины! Беги! Бегите, спасая свои жизни, чарисийцы приближаются!

Честно говоря, Аплин-Армак думал, что этот конкретный штрих будет слишком сильным, когда сэр Данкин придумал его. На самом деле, это сработало прекрасно. Это позволило им грести прямо в дневное время в течение первых полутора суток и пройти более ста миль вверх по реке, и никто не задавался вопросом, что делают шесть корабельных лодок так далеко к северу от порта.

После этого они ограничились ночными часами, и прогресс замедлился, но даже в этом случае… Его мысли прервались, когда что-то ослепительно блеснуло в тени впереди них. Раздался твердый, мясистый звук удара, и Брейсин громко хрюкнул, затем повернул голову и недоверчиво посмотрел на Аплин-Армака. Он открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но из него вырвалась только струя крови, а затем он исчез в реке, когда его руки отпустили планшир.

— Из лодки! — Аплин-Армак услышал свой собственный лающий голос еще до того, как вантовый ослабил хватку. — Сабли и топоры! Без мушкетов! Двигайтесь, черт дери!

К тому времени, когда он начал «выбираться» сам, он разговаривал с пустой лодкой и услышал, как еще одна пуля врезалась в дерево, когда он схватил перевязь своего меча и перекатился через борт в ледяную воду. Они подошли близко к берегу, и вода была глубиной ниже подмышек, но он присел, держа одну голову над поверхностью, и поспешно перекинул перевязь через плечо.

— Стивирт, держись за фалинь — не смей терять эту лодку! — прошипел он рулевому. — Все остальные — со мной!

Из темноты впереди них раздалось еще несколько выстрелов, и он тихо выругался, услышав крики дальше по реке. Он понятия не имел, кто стоял за этими выстрелами или что, во имя всего святого, кто-то делал здесь, на берегу реки, у черта на куличках, за час до рассвета. Что имело значение, так это то, что лодки на открытой реке были гораздо более заметны, чем люди, прячущиеся в непроницаемой тени под ивами, ольхой и хвойным лесом вдоль берега.