Но, конечно, я бы не сидел с кем-то из индустрии развлечений без того, чтобы они не попытались раскрутить это для собственной выгоды.
– Ты хочешь рассказать об этом в интервью? Забудь о том, что мы уже сняли. Это отброшено. Считай, уже в мусоре. – Коллинз склоняет голову. – Но если ты этого хочешь…
Я хрипло смеюсь.
– Хочу ли я рассказать миру непристойные подробности физического насилия в моем детстве? – Мне тошно даже думать об этом. Но я понимаю Коллинза.
Да, он определенно пытается обернуть это себе на пользу, но предложение может быть не вполне эгоистичным, поскольку он смягчает тон и говорит:
– У меня был похожий опыт в детстве. Только это был не отец. – Он смотрит мне в глаза. – Моя мать. Она была не хорошей леди, позволь мне сказать. Но хочешь знать, что самое безумное? Каждый раз, как один из моих учителей звонил в социальную службу и они посылали кого-то ко мне домой для расследования, я лгал. Я прикрывал свою мать, поскольку мне было слишком стыдно признаться, что она причиняла мне боль.
Я выдыхаю.
– Проклятье.
– Да. – Коллинз потирает подбородок. – Как бы там ни было. Сегодня, если бы у меня была возможность, я думаю, я бы сказал что-нибудь. Но у меня нет платформы, и всем плевать на то, кто я. Ты, с другой стороны… – Он пожимает плечами. – У тебя есть имя и платформа. Ты можешь взять этот дерьмовый кусок своего прошлого и попытаться выжать из этого хорошее.
Эти слова заставляют меня задуматься. Я защищал честь Фила Грэхема так долго, но какого черта я должен продолжать делать это? Почему я так боюсь того, что подумает об этом мир?
И как это характеризует меня как отца, если я продолжу закапывать нечто подобное? Что, если я не подам пример своему сыну, а потом однажды кто-нибудь причинит ему боль, и ему будет слишком стыдно сказать мне об этом? В мире есть дети и взрослые, которые все еще живут со шрамами. Если я смогу помочь некоторым из них преодолеть свои страхи, тогда да, я могу принести эту жертву и потерпеть пару часов перед камерой, вскрывая раны.
– Да. – Я облизываю внезапно пересохшие губы. – Давай сделаем это.
– Ты уверен? – говорит Коллинз, и в его глазах виден проблеск восхищения.
Я киваю.
– Позвони Лэндону. Согласуйте день и время.
Да поможет мне Бог, но пришло время официально разорвать связь между мной и прошлым.
Позже, дома, когда я сообщаю новость Ханне, она, вероятно, больше удивлена моим решением, чем я сам.
– Поверить не могу, что ты согласился на это, – восхищается она, положив голову мне на колени, пока мы на диване смотрим телик.
– Поверь мне, я не жду этого с нетерпением, но я думаю, что должен это сделать. Ты была права. Пора.
– Ты скажешь отцу?
– Не-а.
– Хорошо.
Представляя, как он швыряет стакан скотча через всю комнату в телевизор, когда узнает, что его ждет, я немного больше воодушевляюсь идеей.
Ханна садится и прижимается к моему плечу.
– Это важное дело.
– Да, типа того.
– Я очень тобой горжусь.
Я целую ее в макушку, сжимая ее крепче.
– Так горжусь, – повторяет она.
Эти слова значат для меня больше, чем она осознает это когда-либо. По правде говоря, я бы не зашел так далеко без нее. Она стала первым человеком, который помог мне обрести мир с моим прошлым, и это благодаря ее поддержке я нашел в себе мужество противостоять этому.
Она делает меня лучшей версией себя. И, надеюсь, сделает лучшим отцом.
Эпилог
Ханна
Сабрина и Такер заезжают примерно за полчаса до того, как мы с Гарретом должны отправиться в кабинет врача. Сегодня утром у меня УЗИ, не могу сказать, что жду его с нетерпением. Я не уверена, что когда-нибудь привыкну к тому, что со мной обращаются как с затонувшим кораблем с потерянным пиратским сокровищем на борту.
– Что вы, ребята, тут делаете? – удивленно спрашивает Гаррет, но смотрит радостно. Особенно когда замечает рядом с Сабриной Джейми. – Конфетка! А! Я скучал по тебе!
Он подхватывает рыжеволосую малышку, и она обнимает его за шею.
– Приве-е-е-ет! – радостно кричит она. – Приве-е-ет!
Я давлюсь смехом. Эта малышка чертовски очаровательна.
– Нам уже скоро выходить. – Я бросаю взгляд на Сабрину, которая выглядит как всегда потрясающе в желтом сарафане, оттеняющем ее летний загар. На голове у нее пара темных солнцезащитных очков, а через плечо перекинута огромная пляжная сумка.
– Не волнуйся, у нас всего минута. Мы идем в бассейн, – объясняет Такер.
Что, в свою очередь, объясняет его полосатые плавки и шлепки. Я замечаю, что его серая футболка испачкана чем-то розовым и липким.
Сабрина ловит мой взгляд и фыркает.
– Принцесса потребовала клубничное мороженое по дороге сюда, а потом решила, что оно ей не нравится, и швырнула его в папочку. Я говорила ему, что это плохая идея.
Я также замечаю, что Такер держит очень большой подарочный пакет.
– Что это? – с любопытством спрашиваю я.
– Джейми выбрала подарок для вас, ребята, – говорит он.
– Для вашего малыша!!! – говорит ребенок, сияя.
Гаррет щурится.
– Джейми выбрала его, а?
Сабрина и Такер кивают. Либо они говорят правду, либо – самые феноменальные актеры на планете.