Наследие

Он был вполне себе большим. Посередине кабинета, устланного китайским ковром с изображением горного пейзажа с водоёмом, стоял прямоугольный, тумбообразный стол из светлого ясеня. Стол был совсем простым, без украшений – только ровные деревянные плоскости, грани и углы. К столу был придвинут простой дубовый стул с высокой спинкой и на колёсиках. На другой стене висели фотографии родных и предков. Третью стену, где была входная дверь, занимали полки с книгами. Четвёртая стена кабинета вся была занята огромным холодильником под цвет рабочего стола. На холодильнике виднелись три двери с такими же матовыми квадратами, как и на входной. В углу стояла стопка складных стульев, прислонённых к стене. Вера взяла свой стул, остальные стали разбирать и раскладывать стулья. Телепнёв подошёл к крайней двери холодильника и приложил ладонь к квадрату. Дверь пискнула и отошла в сторону, открывая подсвеченное пространство четырёх полок. На каждой из них стояло по большому блюду с умным молоком и кусками творога разных размеров. Пётр Олегович взял одно блюдо с небольшим куском творога. Дверь закрылась.

Он перенёс блюдо на стол, поставил, сел на свой стул на колёсиках и придвинулся к столу.

Тем временем все рассаживались вокруг стола.

– Веруша, очки. – Выдвинув ящик стола, Телепнёв достал коробку тёмно-синего пластика, открыл и стал передавать жене дая всех такие же тёмно-синие очки, похожие на плавательные. Свои тёмно-синие очки он достал из центрального ящика стола и тут же надел. Все очки были с круглыми линзами. В очках массивное, щекастое лицо Телёпнева приобрело грозное выражение. Надев очки, все подвинули стулья к столу и замерли, сев поудобней.

– Ну вот, – произнёс Телепнёв, закатывая рукава своей холщовой толстовки. – Продолжим то, что я уже ранее показывал. “Белые близнецы”. За месячишко кое-что слепилось.

Все замерли.

Засучив рукава, он ловко размял свои пальцы и погрузил их в молоко. Пальцы задвигались, молоко и творог отозвались им. Очки у всех сразу активировались, на них сбоку загорелось по синей искре.

В тарелке стал расти массив творога, множась структурно и раскрываясь энергетически. Дрожь пробежала по телам сидящих. И начался процесс поглощения текстовой массы:

Ночь качнулась в сторону утра, бледнея небом, луной и звёздами, светлея востоком, куда уже вторые сутки двигались путники. Вторые сутки кони из чёрного живородящего пластика без устали и остановок несли на своих спинах Оле, Алю, старика-инвалида, Плабюх и Хррато. Они следовали за белым вороном. Рассекая морозный воздух своими сильными крыльями, тот присаживался на дерево, ждал приближения конных, вспархивал, летел дальше, легко паря, снова садился на дерево или пень, ждал, когда кони приблизятся, и снова взлетал. Ворон указывал путь. Он летел на северо-восток, через лес, над сопками и слежавшимся, твёрдым снегом, который неутомимо крошили пластиковые копыта.

За всё время пути никто из всадников не проронил ни слова. Белый ворон, его прерывистый полёт полностью заворожили их. Глаза пятерых пристали к ворону, к его голове со слегка загнутым на конце белым клювом, держащим золотое пенсне, к розовым глазам с чёрными зрачками. Ворон тянул и тянул их за собой невидимой струной, раздвигая безжизненное зимнее небо своим телом.

Ночь отступала. Восток светлел, наполняясь скупым теплом дня. Звёзды ещё блестели, но уже не так остро и грозно, как в полночь и за полночь.

Всё это время сопки тянулись нескончаемо – кони взбирались по склону, поросшему редким лесом, потом спускались, чтобы вскоре снова подниматься по пологой спине следующей сопки.