Когда фуэ запела свою последнюю песню, провожая прах императора, все смотрели ему вслед. Все, кроме Иоши, – он не сводил взгляда с Киоко-химэ, боясь, что она вот-вот уронит, разобьёт свои маски, не выдержит откровенности собственных чувств. Она сильна духом. Сильнее многих известных ему воинов. Но сильным людям тоже иногда нужно побыть слабыми. И когда они себе этого долго не позволяют…
Он помнил, что происходило с мамой до того, как она начала надолго покидать дом. Он не хотел видеть Киоко такой, не желал ей проживать всё таким образом. У его мамы не было того, кто мог взять на себя её боль. Иоши был ещё совсем мал, а отец… вряд ли источник боли заботится о том, чтобы её уменьшить.
Но у Киоко-химэ есть он. И всегда будет. Что бы ни случилось.
Она посмотрела в небо, ещё совершенно чёрное, – души должны прибыть на место до того, как Аматэрасу окрасит мир своим светом. Луна высветила боль в её глазах. Иоши знал этот взгляд. Ей было нечем плакать, но это вовсе не значило, что ей не нужно утешение.
Он осторожно коснулся тонких пальцев, оставляя ей возможность отдёрнуть ладонь. Но она этого не сделала. Напротив, посмотрела на него с отчаянной благодарностью и приняла поддержку. Он бережно взял её за руку и сжал, шепча одними губами:
– Я рядом.
Она лишь моргнула, и одинокая слеза прочертила дорожку на её лице.
Так они простояли до конца церемонии. Затихла последняя нота, и люди зашевелились. Постепенно берег пустел – все направлялись в сторону Иноси: кто в город, кто во дворец.
– Киоко-химэ, – сёгун подошёл неожиданно. Он поклонился, глянул на их соединённые руки, но, ничего не сказав, тут же поднял взгляд на неё.
– Мэзэхиро-домо, – она ответила лёгким поклоном.
– Как вы себя чувствуете? – в его голосе звучало участие, неискренность которого Иоши научился распознавать ещё в детстве, когда отец пытался говорить так с мамой после их ссор.
Вопрос был нелепым. Как может чувствовать себя человек, лишившийся родителя? Иоши не обманывался, что может представить, насколько ей больно. Только знал, что это, должно быть, невыносимо. А она это как-то выносит.
– Я могла бы ответить изящной фразой о жизни, что покинула меня с отцом, но какая разница? Вы ведь здесь не за этим, – ровный голос, полный достоинства и даже вызова.
Удивительная. Откуда в ней столько сил? Или она такая как раз потому, что сил на притворство уже нет?
– Вы хотите поговорить о наследовании трона, верно?
– Не сочтите за грубость, но империя действительно четыре дня существует без императора. Как советник я принял на себя некоторые обязательства и отдавал распоряжения, но этот вопрос нужно решить. Остров большой, области разрознены, каждая живёт своими законами. Шинджу нужен единый правитель, иначе даймё, при всём моём уважении к ним, растащат страну на куски.
– Благодарю вас за прямоту, – она говорила искренне. – Отец предупреждал меня, что я унаследую трон. Родных братьев у него не было, сыновей тоже не осталось, а даймё не пожелают менять свою вольную жизнь с богатством и свободой на ту, что полна обязательств и подчинена самой Шинджу.
– Я и не знал, что он с вами затрагивал эту тему, – удивился сёгун.
– Но я не думаю, что действительно к этому готова, – Киоко-химэ смотрела на него, не отводя глаз. – Я отвечу вам честностью на честность: шестнадцать лет меня готовили к совершенно иной жизни. Я не должна была стать императрицей – отец мог прожить ещё десятки лет и зачать новых наследников… – ей понадобился один вдох, чтобы унять чувства. – Я готовилась жить как придворная дама, а не управлять империей.
– Об этом не тревожьтесь. Вы всё ещё помолвлены с моим сыном, – он взглянул на Иоши, но тот не смог уловить ни капли чувства. Холодный пустой взгляд, каким отец всегда награждал сына. – Император был против свадьбы, но, если вы всё же готовы принять отсутствие Кусанаги, мы можем не расторгать помолвку. Брак будет благословлён Инари – этого достаточно для признания его священным.
Иоши почувствовал, как кровь приливает к щекам. Он хотел всё решить сам. Не так, не устами отца. Это было унизительно. Он должен был говорить с императором, доказать его дочери свою любовь и верность, и только тогда, принятый ею и её семьёй, заключить брак.
– Отец, я женюсь на Киоко тогда, когда для этого будет подходящее время, – он всё же вмешался. Не мог не вмешаться. Она не должна выходить замуж из-за отсутствия выбора. Не должна.
– И когда же, по-твоему, наступит подходящее время? – теперь сёгун был зол и сверлил его взглядом, не терпящим возражений. – Империя на грани распада. Ёкаи убили императора. Нужен новый правитель, который наведёт порядок и установит новый мир.
Иоши не совсем понимал, что значит «новый мир», но не мог не признать, что в одном отец прав: Шинджу действительно пошатнулась. И окончательно рухнет, если кто-то не исправит положение.
– Вы предлагаете провести свадебную церемонию и сразу за ней – наследование трона, я верно вас поняла? Иоши станет новым императором? – Киоко говорила так спокойно, словно выбирала, чем позавтракать.
– Верно, Киоко-химэ. А вы станете императрицей.