Наследие Дракона

– Вот как? И с чего бы тебе искать союзника в моем лице, повелительница снов?

Воздух содрогнулся от ее смеха.

У нас с тобой много общего, у меня и у тебя. Когда-то давно мы были друзьями…

– Ты пришла ко мне однажды маленьким испуганным зайчишкой, готовая на что угодно ради спасения собственного ребенка. Теперь же ты вернулась ястребом. Воистину, если в историях, которые я слышал, есть хотя бы толика правды, ты превратилась в чудовище. А зачем чудовищу друзья?

Да, я чудовище, – согласилась Хафса, – но не такое, как ты себе представляешь. А моя дочь и вовсе не монстр – она невинна.

– Если под невинностью ты понимаешь незнание, то я вынужден с тобой согласиться. Ты не можешь защитить свою дочь, скрывая от нее правду, королева.

Королева мертва. Я убила ее своими руками.

– Неужели? – Ротфауст приподнял брови.

Из Атуалона невозможно убежать иначе. Это было необходимо.

– Какая жалость! Я бы с радостью провел с ней длинную беседу… очень длинную беседу. Есть вещи, которые я не могу рассказать больше никому, особенно варварской повелительнице снов, которая приходит ко мне с кровью на языке. – Ученый мастер поднял руку, погладил бороду и опустил взгляд на лежавшего у него на руках ребенка. – Мне представляется, что путь наружу часто оказывается дорогой обратно. Если бы повелительница снов решила умереть…

Она бы умерла и возродилась вновь. – Слова Хафсы сочились ядом презрения. – Неужели ты думаешь, что все так просто?

– Не сложнее, чем уснуть и проснуться под светом солнца в другом мире. Я многим рисковал, помогая королеве, и сделал бы это снова, – но не могу оказывать такую же помощь чужеземной колдунье, как бы сильно она ни напоминала мне старую подругу. Я поклялся служить правителям Атуалона. Есть правила, которые не могу нарушить даже я.

Разве в таком случае ты не поклялся защищать и мою дочь? Что, если я скажу тебе, что Человек из Кошмаров реален, как мы и предполагали? И я верю в то, что он причастен к нападению на Сулейму. Может быть, я и чудовище, но у меня есть правила. Я не ем детей.

Рука ученого мастера Ротфауста невольно сжалась на тунике мальчика, но он покачал головой, продолжая упрямиться.

– Здесь ты бессильна, повелительница снов. То, что мне известно, и то, что я мог бы сообщить, предназначено только для ушей королевы. – Сказав это, он посмотрел прямо на Хафсу, и в его глазах отразилось предупреждение. – Или для Не Ату, если бы Не Ату задали мне такой вопрос. Как я и говорил, меня сдерживает клятва.

Кому же ты поклялся? – подумала повелительница снов, но времени на то, чтобы задать этот вопрос, у нее не осталось. Песнь растворилась в ветре и памяти, призывая Хафсу обратно, возвращая ее домой. Ученый сказитель Ротфауст и нежная маленькая стайка его слушателей растаяли у нее на глазах, словно их никогда и не было.

Несясь обратно к своим комнатам на крыльях умирающей песни, Хафса Азейна наткнулась на своего ученика Дару, который сидел на широких ступенях Королевской Башни: скрестив ноги, он играл странную маленькую мелодию на флейте из птичьего черепа. Его глаза были закрыты, тонкое лицо безмятежно, а интикалла плевался и блестел искрами, словно походный костер, сложенный из сырых веток. Ножи мальчика лежали в стороне, а тени, густые, будто отравленный сироп, сгрудились вокруг него, как дети вокруг ученого мастера Ротфауста. Хафса Азейна замерла в полете, не обращая внимания на то, что песнь начала угрожающе стихать.

Дару, – позвала она мягко, чтобы не напугать его, – что ты делаешь?

Я играю для них, – тихо ответил он, не останавливаясь. – Они изголодались.

Да, но… зачем? Это очень опасно.

Я уже привык. – Его мелодия вздрогнула и приобрела веселый фиолетово-зеленый оттенок. – Лучше пусть они преследуют меня, чем других детей. К тому же… когда я играю для теней, они позволяют мне бросать в них ножи.

Хафса почувствовала, как ее сновидческая сущность вздрогнула.

Бросать в них ножи?

Ашта говорит, что танцующий с ножами упражняется даже во сне, а они – единственные, кто приходит ко мне во снах, не считая вас. Им это кажется забавным.

Это Ашта надоумила тебя бросать ножи в теней?

Его мелодия приняла мрачный оборот:

Ашта сказала, что мне стоит попробовать бросать ножи в птиц… и мелких кошек. Но она также сказала, что я никогда не должен бросать ножи, если не хочу убить. А птиц я люблю. – Его свист наполнился грустью. – Что же касается кошек… Не думаю, что Курраану понравится, если я начну их убивать. Даже мелких.

Верно, – согласилась Хафса Азейна. – Ему это не понравится. Полагаю, если тени не против, в этом нет никакого вреда. И все-таки… тебе опасно проводить с ними слишком много времени. Ты напоминаешь крысолова из старых сказок – того, что похищал маленьких детей.

Услышав это, тени начали шипеть и перешептываться между собой; звук, который они издавали, напоминал шуршание горячего ветра в высохшей листве.

Дару взял ноту пожестче, и тени отошли.

Они всегда со мной, играю я или нет.