Наследие Дракона

Он сыграл последнюю ноту своей странной маленькой мелодии и дал музыке раствориться среди теней, закручиваясь в пустоту, словно множество светящихся песчаных духов. Тени расступились – по крайней мере, большинство из них, – и Дару остался сидеть на темных ступенях в смертельной неподвижности, сжимая флейту в руке и положив ее на колени. Он не открывал глаза, и его интикалла продолжал плеваться яркими горячими искрами во всех направлениях.

– Раньше они пытались меня украсть, – сказал Дару. Его голос странно отражался от выложенных драконьим камнем стен пустого лестничного пролета. – Порой они еще пытаются это сделать. Может быть, когда-нибудь им это и удастся. Они уже не пробуют похитить Сулейму… Значит ли это, что она окончательно поправилась? Она приехала в город и встретилась с отцом. Значит ли это, что теперь она вернется домой?

Пройдет еще много времени, прежде чем это случится, – ответила повелительница снов. – Сулейма до сих пор очень быстро устает. Должно пройти еще какое-то время, прежде чем она наберется сил для такого путешествия.

Гладкая бровь Дару изогнулась, словно у старика.

– Ашта говорит, что Сулейма может никогда не вернуться домой. Что это значит? Сулейма – джа’акари. Она принадлежит своему народу. Как она может не вернуться? Здесь ей не место.

Хафса Азейна почувствовала, что начинает таять, и подкрепила свою песнь. Этот мальчик заслуживал, чтобы ему ответили.

Сулейме незачем спешить обратно в Зееру, Дару. Сейчас достаточно и того, что она жива. В Атуалоне есть опытные лекари, и здесь живет ее отец. Она должна получше его узнать, да и ему нужно провести с ней какое-то время. Он ее любит. Тут ее брат и кузены… Семья – это очень важно. Кровь – это очень важно. Ты сам это знаешь.

– Кровь действительно важна, – согласился Дару, – но у крови Сулеймы не тот цвет, что нужен Атуалону. Ее песнь принадлежит другим местам. Ее песнь принадлежит Зеере.

Притаившиеся в темных углах тени зашевелились и хмыкнули, и этот звук был не из приятных.

– Твоя кровь тоже не того цвета. Она синяя и зеленая. Как море. – Мальчик покрутил в руке свою флейту с птичьим черепом, лаская ее кончиками пальцев. – Ты далеко от дома. Все мы далеко. Нам нужно возвращаться.

Оторванность от тела начала жечь Хафсу, когда затихла песнь, но повелительница снов все еще медлила.

Неужели это – предсказание?

Дару не отвечал, так долго, что она почувствовала, как ее сущность начала истончаться, так долго, что Хафса начала было думать, будто он заснул. Его интикалла затуманился и покрылся пятнами, точно мальчик сам не знал настоящего ответа.

– Нет, – наконец, после долгой паузы произнес он. – Я так не думаю. Должно быть, это просто сон.

Должно быть, – согласилась Хафса, когда мир стал красным от боли, и влетела обратно в свою смертную оболочку. – Должно быть, это просто сон.

Она была повелительницей снов, а он – ее подмастерьем. Они оба знали, о чем говорят.

К тому времени, как Хафса Азейна вернулась в свое тело, песнь завершилась. Повелительница снов чувствовала, как кричат ее сердце и легкие, слышала тишину в кровеносных сосудах – кровь точно забыла, в какую сторону должна бежать. Песни, которая направляла бы ее, больше не было, поэтому Хафса влетела по мертвой кости в собственный рот, подобно дыханию мертвеца, зловонному и ядовитому, и когда ее ка и са воссоединились, напряглась и выгнула спину, и упала, словно ее ударили молотком по виску.

Курраан зарычал у нее в голове, но собственная кровь бурлила еще громче, и Хафса Азейна не могла разобрать его слова. Уж конечно, ничего приятного в них быть не могло.

Когда она снова пришла в себя и села, вашая уже не было. Благодаря их связи она чуяла, с каким отвращением он воспринял ее беспечность, и послала ему беззвучное извинение.

Нет, – ответил Курраан. – Нет. Ты глупый несмышленыш. Ты нас всех доведешь до погибели. Сейчас я пойду сломаю шею какой-нибудь твари и буду кататься в ее крови, представляя, что это ты.

И Хафса Азейна осталась наедине с собственными мыслями.

Правда, в комнате она была уже не одна. На приличном расстоянии от Хафсы стоял Матту Пол-Маски. Он завел руки за спину, словно малое дитя, которое пытается спрятать запрещенное лакомство.

Или как взрослый мужчина, – подумала Хафса, поднимаясь на ноги, – который прячет нож за спиной. Сегодня Матту смотрел на нее из подведенных золотом глаз белого журавля, морду которого обрамляли перья цвета сажи и крови.

Когда повелительница снов покачнулась, становясь на ноги, он шагнул было к ней, но снова остановился, стоило ей выставить руки перед собой. Матту прищурился, уставившись на берцовую флейту.

– Я слышал… – Его улыбка сочилась иронией. – Надеюсь, мы были незнакомы.

Хафса Азейна повернулась к нему спиной, пряча флейту в футляр. Она крепко сжала кулаки и снова разжала их, чтобы подавить дрожь.

Слишком близко к краю. Она чересчур поздно вернулась.

Глупый несмышленыш.