Наследие Дракона

Резкое движение кошки испугало Эхуани, и лошадка отпрянула в сторону, едва не выбросив всадника из седла. Измай стиснул зубы и разжал ладони, чтобы не дернуть за удила. Он спрыгнул с лошади, стараясь случайно не ударить ее ногой и не приземлиться на островок из старых сухих колючек. Затем снял сумки, седло и отпустил кобылу, слегка похлопав ее по крупу. Эхуани фыркнула и запрокинула голову, но подождала, пока он отойдет, прежде чем ударить задними копытами, демонстрируя свое истинное отношение к происходящему.

Следовало бы догнать ее, ведь отпускать лошадь в таком настроении – не самая удачная мысль. Или же нужно было пожать плечами и рассмеяться: норовистая кобыла была сокровищем, которое не купишь даже за пригоршню рубинов. Но Измай не сделал ни того, ни другого. Он продолжал стоять на песке в нескольких шагах от оазиса, с сумками в одной руке и седлом в другой, и с тяжело висевшим на боку шамзи, которого он еще не заслужил.

Измаю было слишком трудно сделать эти последние несколько шагов и поставить палатку. Выпить воды. Немного перекусить. Проверить копыта Эхуани, вычесать ей шкуру, посмотреть, нет ли поблизости хищников, еще раз попытаться поговорить с упрямой, уязвленной вашаи… Все это было выше его сил.

Юноша уронил свою ношу и стоял, раскачиваясь на жаре. Его синие одежды трепетали на ветру. Услышав, как заржала Эхуани, где-то в глубине собственного сознания Измай уловил мягкий возглас Рухайи, но у него уже не было сил на то, чтобы повернуть голову и посмотреть, чьи это ноги легко, словно шепот, пробирались к нему через песок. Как будто он не мог об этом догадаться. И все-таки когда она положила свою маленькую худую ручку юноше на плечо, он подпрыгнул.

– Измай. – Ее слова текли, как струйки дыма и меда. Струйки дыма с погребального костра, а меда – среди сожженных подношений. – Измай, мне очень жаль.

И тогда его отпустило. После прикосновения ее руки и звучания ее голоса – и ни секундой раньше – Измай упал на колени, как марионетка, у которой обрезали ниточки. Чар поймала его на лету, подхватив в сильные и крепкие, как старые корни, объятия – глубокие и сладкие, словно ночное небо. Измай вцепился руками в ее талию, прижался лицом к животу под потрепанным платьем и повис на ней, рыдая, как маленький мальчик. Звук собственного голоса казался ему таким потерянным, таким заблудшим, искаженным от боли и тоски, что Измай перевалился через край своего колодца страданий и упал в бездонную пропасть.

Чар гладила его по волосам, как это делала его мать, когда он был совсем маленьким, раскачивала его туда-сюда, напевая колыбельную, и это была самая прекрасная мелодия в целом мире.

Измай рыдал, пока не закончились слезы, пока он не опустел, пока его тело не отяжелело, а разум не сделался легким, как ночное небо. Когда все слезы вытекли и были поглощены Зеерой, он еще мгновение прижимался к своей подруге, а затем с трудом встал на ноги. Вытер лицо рукавом и нахлобучил свой туар на место. Юноша чувствовал себя ранимым и необычно легким, как будто мог улететь от дуновения лунного ветра.

– Прости меня, – сказал он ей.

– Простить? – Чар протянула тонкую загорелую ладонь к его руке, но подушечки ее пальцев не прикоснулись к его одежде. – За что ты извиняешься?

– Прости, что принес в твой дом свою слабость.

Он поднял глаза к бледному небу. Измай не заметил, как взошла первая вечерняя звезда; теперь на небе была целая россыпь ночных светил.

– Я лишь хотел несколько дней побыть один. Ты не будешь против, если я разобью здесь лагерь? Я тебе не помешаю.

– Слабость?

Краешком глаза Измай заметил, как Чар улыбнулась. Улыбка вышла детской, таинственной и мимолетной.

– Так странно, что ты называешь себя слабым, Измай, сын Нурати. Пустыня скорбит о твоей потере. Мир скорбит о ней. Даже звезды скорбят.

Немного смягчившись, Чар добавила:

– Я тоже скорблю о твоей потере. Можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь, но мне любопытно…

Она замялась.

Измай ждал. Дельфа светила полукругом, а ее маленькая сестренка Диди была почти полной. Они висели в воздухе, словно чего-то ожидали.

– Не хотел бы ты спуститься в долину? – прошептала Чар. – Там очень… спокойно. Это хорошее место для скорби. Место, которое лечит раны. Я думаю, что тебя встретили бы там с радостью.

Измай едва смел дышать. Со времени их первой встречи он несколько раз приходил в терновый оазис, но Чар ни разу не звала его в свою долину. И до него доходили слухи о Долине Смерти…

Почему бы и нет? – подумал он.

– Я бы очень этого хотел. – Измай подобрал с земли подпругу и седельные сумки и отряхнул с них песок.

Расстояние было небольшим, и жестокие дневные ветры сменились мягким вечерним бризом. Измай все еще чувствовал себя опустошенным, потерянным и таким усталым, что едва держался на ногах. Чар потянулась за седлом Эхуани, и, немного помедлив, Измай передал его ей. Его сапоги и ее босые ноги зашуршали по песку: шшшш-шшшш, и дюны на юге и на западе запели.