Выйдя в коридор и пройдя на подвесной порог, я вышел на улицу. На дворе уже соорудили погребальные костры, два крупных рассыпчатых костра из сухих веток стояли друг напротив друга, солнце клонилось к низу, а это означало лишь одно — обряд погребения моего отца вот-вот наступит. Я не решился снова пойти в покойную комнату, чтобы в последний раз взглянуть на отца, вместо этого я, взяв несколько цветков белокрыльника, отправился к наружным стенам своего терема. Терем словно утопал в цветах смерти. Подойдя к стене в плотную, я положил свои цветы поверх остальных.
— Найди путь к миру, коему ты теперь относишь… Найди путь к миру мертвых… И не волнуйся за нас живых. Я, сжатыми пальцами коснулся своего лба, отвел и коснулся тыльной стороной ладони подбородка «да освятит Анул твой путь» проговорил я молитвенные слова. Странно, но этот молитвенный жест, что означает «мои мысли и слова принадлежат Богам» я не делал со времен смерти моего любимого деда. Хотя сейчас я понял, что ни имел к этим горячо любимым людям никакого отношения, все это было фальшь, заключенный на молчании ребенка и неведении служанки… «Хочу ли я увидеть свою настоящую кровную мать?» возник не простой вопрос в моей голове. Сейчас, когда я провел некоторое время за простой беседой со служанкой я думал, что моя настоящая мать такая же добрая, и такая же милая женщина… А еще, наверное, она очень красива, возможно, мое хрупкое худощавое телосложение от нее. Мне было интересно посмотреть в ее глаза, понять узнает ли она меня, или же почувствует что я ей родной… Прояснится ли настоящая сила материнской любви… Хотя возможно она до сих пор служит у нас, и я видел ее много раз не обращая на нее никакого внимания. И если ее сердце до сих пор не подсказало что я ее родной ребенок, может и нет никакого материнского инстинкта. Поблуждав еще некоторое время около стены терема, я оправился на двор. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, настало время прощаться с отцом.
Народу было много, основная масса людей толпилась за воротами, ратники стояли на посту, никого не пуская. На дворе были старейшины со всеми членами своей семьи, моя мать пара дозволенных слуг и Волхв. На кострах стоял паланкин, на которое было водружено завернутое в шелковую ткань тело моего отца. Волхв стоял в изголовье, заметив мое приближение он громко сказал.
— Можем начинать обряд очищения? — Слова звучали скорее как утверждение, нежели вопрос, но он прожигал меня взглядом в ожидании ответа. Я лишь кивнул.
Волхв сделал молитвенный жест, а после один из слуг ему поднес пламенник
— Да освятит Анул ваш путь… Да встретят ваши предки вас… Пусть огонь очистит вашу душу, пусть ваш прах обретет покой…
С этими словами Волхв зажжет поддерживающие костры паланкин, языки пламени заплясали в чудовищном поедающем плоть танце, языки пламени быстро поглощали силуэт моего отца, образуя огненную завесу. Я потерял нить собственных чувств и потому как мне казалась, был спокоен и не чувствовал боль должной потери. Языки пламени стали медленно угасать, вырисовывая лишь пепельную пустошь.
После сожжения тела, волхвы стали собирать переел в приготовленную корзину, которую по традиции я должен был захоронить в поле за столицей. Но я все же хотел узнать обретет ли мой отец покой или нет и потому приказал выкопать молодое деревце и принести его мне, прах отца я забрал. Ожидание саженца дерева было не долгим, я не жалел чтобы кто то видел как я провожу странный обряд услышанные от служанки и потому попросил все расходится по домам. Луна освящала мой путь. В тенях столицы отзывался стук копыт моей лошади, с грохотом нарушая ночную тишину. Я был один но я не чувствовал пустоту или одиночество, я ощущал свободу, и мысли мои желали чтобы конь унес меня в другие земли не знакомые мне, или же в другой мир где все будет на много проще, ни каких семейных драм, страданий и борьбы за наследие. Я остановился не далеко от крайней избы нашей столицы, изба была ветхая и в лунном свете она выглядела как пустое заброшенное жилище, лишь подтаявшая свеча на окне поддерживала жизнь этого жилища, освящая бледный силуэт хозяйки, она выглядела как призрак былой жизни избы, такой размытый и как мне казалась далекий.
Я достал маленькую лопату и вскопал не глубокую ямку, у пав на колени высыпал туда прах отца и положил саженец дерева, руками я стал прикапывать корни молодого дерева. Когда, наконец, обряд захоронения подошел к концу, я поднялся на ноги, но не смог на них удержать и повалился на колени. Мне было трудно дышать, мне казалось, что мое сердце сжали в тиски, и оно с болью и калящей хрипотой пытается из них вырваться.
— Что с вами? — Раздался рядом встревоженный голос, повернув голову, я увидел девушку. Смутно напоминающую бледный силуэт из полуразрушенной избы. В руках у нее была небольшая свеча, которая от резкого порыва ночного ветра погасла.
— Сердце… — Прохрипел я.
— Что с ним?
— Кажется, оно разбилось… — сказал я, чувствуя, как боль отступает.
Девушка шагнула ко мне и попыталась помочь мне подняться.