Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

Другую несомненную заслугу авторов, пожалуй еще бóльшую, мы видим в оригинальности методики анализа материала. Валлийские предания и ирландские саги рассматриваются в первую очередь в диахронии, причем не только выявляются их «индоевропейские корни», что для более поздних исследований стало уже общим местом, но и прослеживаются рефлексы этих же образов, тем и мотивов уже в традиции современной, фольклорной. Неслучайно свой анализ собственно эпических преданий А. и Б. Рисы предваряют рассказом о народных ирландских сказителях. Привлечение фольклорного материала для реконструкции мифопоэтической традиции в нашей стране достаточно разработано (труды Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, Н. И. Толстого и многих других), тогда как на Западе в настоящее время скорее существует тенденция «разводить» изучение собственно мифических преданий и исследования в области народной обрядности и крестьянского быта. Точнее, если, например, для фольклориста, занимающегося образом Банши — вестницы смерти, будут важны ее мифологические корни, то исследователю, описывающему Великую Богиню кельтов, какая-то там фольклорная банши будет совершенно не интересна. Рисы в данном случае оказываются свободны от «мифологического чванства» и широко привлекают современные народные предания, подкрепляющие их анализ древних легенд. Такой подход представляется нам несомненно перспективным.

Но продолжать разговор о достоинствах этой замечательной книги, наверное, нет смысла. Они настолько очевидны, что наше небольшое послесловие просто превратилось бы в ее детальный пересказ.

Есть ли, с нашей точки зрения, у книги Рисов недостатки? Говорить о них довольно сложно, поскольку само издание в первую очередь было ориентировано на популяризацию традиции, на ответы, а не на «вопросы и проблемы». Вот почему то, что видится нам сложным и не поддающимся однозначной интерпретации, в «Наследии кельтов» оказывается порой упрощенным, иногда, может быть, слишком. Но дело даже не в этом. Сама изящная манера изложения материала, сама красота и гладкость стиля авторов как бы не оставляют места для сомнений. У читателя невольно создается впечатление, что именно таким, и только таким образом и можно преподносить и анализировать тот или иной элемент кельтской традиции. Но часто это совсем не так!

Приведем несколько примеров. Говоря о смерти ирландского короля Диармайда Мак Кербалла, который одновременно утонул в бочке с пивом, погиб от удара потолочной балки по голове и был пронзен копьем и, таким образом, как пишут авторы, будучи убит одновременно тремя разными способами, как бы «не умер вовсе» (с. 275), Рисы совершенно игнорируют другую интерпретацию распространенного мотива «тройной смерти». Так, в работе известного кельтолога К. Джексона, вышедшей в 1940 г. в сборнике, который указан в библиографии к «Наследию кельтов» (!), этот мотив рассматривается как реликт принесения в жертву сакрального правителя[978]. Мы уверены, что авторам эта работа была известна, но привлечь ее они просто не захотели, поскольку она противоречила их собственной интерпретации данного эпизода.

Примерно то же можно сказать и об объяснении происхождения огамической письменности. В необычайно интересной главе о числовой символике у кельтов и, в частности, о сакрализации и особом магическом смысле числа «пять» (пять волн «захватов» Ирландии, пять пятин и проч.), авторы именно в данном ключе рассматривают и устройство огамического алфавита (с. 110). Говоря о происхождении данной письменности, Рисы опираются на гипотезу Ж. Вандриеса, который возводит огамический алфавит к двадцатеричной системе счета, видимо, господствовавшей на территории Западной Европы у доиндоевропейских племен и также встречающейся в Индии, причем именно там, где до ариев жили доиндоевропейские дравидийские племена. Мы не намерены обсуждать, прав ли был в данном случае Вандриес. Для нас важно то, что авторы книги «Наследие кельтов» пересказывают его гипотезу как данность, как нечто уже раз и навсегда решенное и известное, тогда как теорий происхождения огамического письма на самом деле очень много, и, как мы полагаем, некоторые из них А. и Б. Рисам, скорее всего, были известны — например, теория Р. Макалистера: он возводил огамическую письменность к особому типу тайных знаков пальцев рук (отсюда и пять элементов!), которыми якобы обменивались между собой друиды[979]. Кроме того, авторы однозначно называют сами огамические камни надгробиями, тогда как известно, что никаких могил под ними нет и не было. Но функция данных камней с именами — это еще одна тайна, еще одна тема для дискуссии, в которую братья Рисы, как мы понимаем, намеренно вступать не хотели. По крайней мере такое впечатление складывается при первом прочтении книги.