Наследие Санторо (СИ)

— Ну уж нет, ты не умрешь, женщина, после того, как ты трепала мне нервы, заставила потратить время на твоё пресловутое продутое наследие, ты будешь гореть в другом аду. Настоящем, твоём собственном, а не том, что выдумывают религиозные фанатики. — переходя на шёпот, такой непривычный для самого себя жест, Скариани наклонился над её лицом так, чтобы если слова не достучатся до сознания, то шёпот, быть может, пробьётся маленьким ручейком в него. — Дьявол в твоей голове, а я рядом и проконтролирую, чтобы ты прожила как можно дольше, всю жизнь сожалея над своими ошибками. Вновь и вновь я буду вытаскивать тебя из лап смерти, сколько бы ты ни мчалась к ней. Ты будешь страдать подле меня, под моим личным контролем, получив то, что так желала и что станет твоим проклятием — меня самого. — Горячее дыхание опалило щеку, Занзас застыл почти щека к щеке, шепча хриплым голосом жестокие строчки, разъедающие его собственные губы, точно он пил яд по своему желанию. С чужих, недоступных сейчас губ. Пригладив красные пряди, спадавшие на лицо, Занзас запечатлел клеймо на её лбу, крещённым поцелуем её личного дьявола.

— Я буду ненавидеть тебя, когда, возможно, мог любить. — Указательный палец невесомо очертил острую скулу.

Занзас ушёл вместе с теплом, пускай обжигающим и ранящим в самое сердце. Оставившим только слёзы, что падали на подушку из уголка глаз.

Воплощение живой смерти — такой предстала Аделина в неоновом свете операционных ламп. Измождённое, осунувшееся лицо было бледнее предрассветного инея. Она спала долгим и болезненным сном, потерявшись среди языков пламени, горя в своём личном маленьком аду, даже не подозревая, что за её жизнь борются. Люди, о чьей помощи она бы подумала в самую последнюю очередь. Испившая яда, созданного родным отцом и использованного бесчестным дядькой против неё самой, она не могла знать, что в её вены поступает капля за каплей противоядие, извлеченное из её тела. Очередной пазл, потерянная деталька от Наследия Санторо, часть которого она носила в себе, не подозревая о своей роли в игре отца. Час за часом её кровь очищалась от маленьких убийц в теле, создавая иммунитет. Под дрожащими ресницами не было сновидений, поэтому пробудившись от долгого забвения, Аделина вдохнула с глубоким стоном, распахнув глаза, то с сужающимися, то с расширяющимися зрачками.

Вряд ли бы её ад выглядел больничной палатой, пропахшей хлоркой. Вряд ли бы в вене торчала игла, из которой поступает бледно-голубой раствор. В левой руке покоилась кнопка для вызова врача, она нажала её скорее по инерции, чем по желанию, всё ещё не до конца осознавая происходящее. А перепуганный врач искренне обрадовался её пробуждению, ведь Занзас пообещал отправить его на тот свет за Санторо, если она не очнётся после дозы противоядия. Патетично восклицая, он поведал всё о том, как её доставили в больницу, о двух операциях, о противоядии, найденном в её теле, о якобы забытом пузырьке в брюшной полости. Аделина дотронулась до живота, где раньше зиял слабый шрам из прошлого, а теперь свежий из настоящего. Вспомнила Франческо и его скальпели, как он хотел усыпить и разрезать её, он всё знал… Знал, но не успел рассказать, потому что Занзас его убил. Занзас, который спас её дважды. И Лина не знала, отчего её тошнит больше: от помощи убийцы её брата, или от того, что она поступила как последняя идиотка, когда он действительно спас её. Идиотка, которая не смогла сохранить жизнь…

— Мне очень жаль, нам пришлось удалить ваши женские органы, чтобы спасти остальные. Ребёнка вы потеряли, как понимаете, ещё до операции у вас уже случился выкидыш.

— Что? — растерянно, точно оглушённая переспросила Лина, не понимая смысла сказанных слов. Какой ребёнок? Какой выкидыш?

— Вы были беременны, на десятой неделе срока. Мне жаль, но зато вы живы, думаю, это приятная новость, — прискорбным голосом добродушного доктора посетовал мужчина, утешающим жестом дотронувшись до плеча пациентки. — Я сообщу Вонголе и Варии, что вы пришли в себя, за вас очень волновались. Я думал, босс Варии меня самого уже вскроет, — и нервно рассмеявшись, покинул палату.

Аделина смотрела в открытое окно, не видя ничего, кроме беспросветной крови и пустоты, не слышала ничего, кроме ещё слабо бьющегося сердца. Ребенок. У неё был ребенок. От Занзаса. А она убила его своей глупой, эгоистичной выходкой. Как и подобает мусору.

Скулёж вырвался вместе с истеричным смешком. Лина заткнула рот рукой, подавляя крик, мотая головой, пытаясь прогнать тупой, колющий сон. Но пора уже привыкнуть, что снов не существует, только беспроглядная страшная реальность.