Кто-то кинул в костёр пук травы и та, отсыревшая, взорвалась тысячей искр, стремящихся в небо, взлетающих и гаснущих раньше, чем успевали домчаться до недосягаемых звёзд. А тёмные фигурки людей мелькали на фоне жёлтого пламени, скакали, как тени давно ушедших, празднуя жизнь, а напоминая лишь о смерти. Не потому ли ты всегда грустишь, ведунка? Смотришь со стороны, не решаясь стать частью забавы, и не можешь сдвинуться с места, потому что могильный холод уже приковал твои ступни к земле…
Я стряхнул с подвернувшегося валуна мелкие капли, примостился, чтобы стянуть обувку. И без того промокну насквозь, так лучше уж как промочить ноги, так их и высушить, чем хлюпать болотом в сапогах.
Опустил босые стопы в траву — и та обожгла их ледяной росой. День был жаркий, а ночь греть не желала. По крайней мере, тех, кто коротал её в одиночестве.
— Рыжий! Хей, рыжий!
— Хей, Мори, — негромко отозвался я, чтобы не тревожить густую тишину перелеска.
Запыхавшийся карлик едва нагнал меня. Его роса пометила почти до пояса — это тебе не по утоптанной полянке с остальными бегать.
— Ты, рыжий говнюк, думаешь, я ничего не понял?! — грозно начал коротышка, делая жест, будто нож достаёт.
Я не пошевелился. Как сидел, уронив подбородок на сцепленные ладони, так и остался.
— Ась?
— Один победил разбойников и волок тебя, раненого, по степи до города? Издеваешься?! — Морис подбоченился, став похожим на маленькую сердитую кринку.
— В экстремальных условиях в нас просыпаются неведомые способности…
— Да распоследняя дура в такое не поверит!
Я покосился на друга. Лохматый, кожух застёгнут не на ту пуговицу и штаны задом-наперёд. Вслух удивился:
— И что же, она не поверила?
Мори поправил портки, пока ещё не понимая, чего это они так неудобно сидят:
— Поверила, конечно! Но в следующий раз ври убедительнее!
— Как будет угодно, мой командир! — я витиевато крутанул ладонью у груди и опустил голову, кланяясь на минималках.
— Но-но! — взвился карлик. — Ты мне тут не ёрничай! Думаешь, я совсем тупой?!
Я подавил смешок:
— Тебе правду, Мори, или как той бабе?
Он выхватил нож неуловимым движением. Морис бывал очень хорош в своём деле, если прекращал придуриваться! Метнул любимую «стрекозу». Та вонзилась ровнёшенько в трещину валуна у бедра, в растущий из неё мох — единственное подходящее место, чтобы и меня не ранить, и лезвие не затупить. Я вынул оружие и мирно подал его карлику рукоятью вперёд. Если бы и правда хотел прирезать, сделал бы это куда раньше и уж точно не промахнулся бы.
— Не нарывайся, ры… бельчонок! — скорчил гримасу Мори, нарочно выбрав прозвище, которым одарила меня ведунка. — Эта баба чудо как хороша!
Я улыбнулся своим мыслям:
— Да, — кивнул, — хороша…
Морису пришлось приблизиться, намокнув от росы ещё сильнее, вскарабкаться на камень и пихнуть меня в ухо:
— Опять не о том думаешь! Баба у костра чудо как хороша! А я… сам понимаешь, — он отставил ножку в крошечном сапоге, чтобы я получше разглядел.
— Угу, — подтвердил я, не пытаясь лживо убедить друга в том, что рост у него средний, да и вообще главное не размер, а умение пользоваться…
Но Морис, видно, считал проблемой совсем другие детали:
— Да, знаю, что лысеть начал! И не так молод и румян, как десять лет назад, знаю! — коротышка присел на камень рядом со мной, соскользнул и снова взобрался повыше: — Она же продажная баба, да?
— Фу, Мори! Как можно делать такие нескромные выводы?! Вы ведь едва познакомились!
Карлик махнул рукой:
— Да знаю, что продажная. Какая ещё на меня позарится? Ты ей уже заплатил?
Я неопределённо пошевелил пальцами в воздухе.
— Отвечай!
— Ну заплатил.
— На сколько?
— На всю ночь…
За девять лет знакомства с Морисом я успел убедиться, что коротышка умеет удивлять. Но думал, что не сильнее, чем при первой нашей встрече, когда, нажравшиеся в хлам хмельного, мы просили-просили, да и допросились неприятностей. Я тогда нарывался на мордобой, чтобы болью в теле заглушить ту, что разрывает изнутри, Мори же, как выяснилось, в принципе был горазд нарываться. И вот, когда хмурый коротышка, не достающий ножками до пола и болтающий ими в воздухе, одним прицельным ударом в шею вырубил здоровяка, размерами сравнимого с нашим Мелким, я смеяться перестал. Мы поручкались тогда, торопливо представившись, и приняли бой вместе.
Вместе нас и вышвырнули из харчевни, запретив впредь появляться как в трезвом, так и в пьяном виде. Однако, случись шанс изменить тот вечер, я предпочёл бы сотню раз получить по морде рядом с будущим другом.
И вот он удивил меня снова. Куда больше, чем тогда.
Морис меня… обнял! Неловко, неумело, уткнувшись мордахой в спину. Я едва развернулся, чтобы похлопать его по плечу.
— Я тебе этого не забуду, рыжий! — он соскочил в траву, уже не заботясь о том, что намокнет и, на ходу расстёгивая кожух, поспешил обратно к поляне. — Целую ночь! Йу-ху! Вот это я понимаю! Эй, Тифа, детка! У меня для тебя кое-что есть!
Вскоре неприятный визгливый смех, прокатившийся над лужайкой и вплетшийся в сотню схожих звуков, возвестил о том, что Мори нашёл возлюбленную.
А я вот пока нет.