Наследник

У Деева перекосилось лицо, и он рухнул на колени перед стариком как подкошенный.

– Дед, ну что же ты, дед! Это я, я должен делать тебе доклад, а не ты! Ты сделал все что мог и не мог! А что я, подлец, могу тебе доложить? Что смотрел, как развалили страну, которую ты уберег? Что позволил убить тезку твоего, Харитонова?! И ты после этого мне докладываешь?! Убей лучше, дед, но не трави душу!!!

Ничего не ответил ему старик, а только обнял трясущими руками голову генерала и уставился невидящими глазами в одну точку, а по щеке его прокатилась скупая старческая слеза…

Глава 18

Келья, в которой жила Катя, была вырублена в скале. Стены, потолок, пол были шершавыми на ощупь, как наждачный камень. Из этого же камня был выступ в стене, заменяющий стол, и две лавки, на которых спали Катя и соседка Нина. Впрочем, спать на каменных лавках оказалось вовсе не таким уж тяжким испытанием. Во-первых, в них были углубления, как раз по форме человеческого тела. Катя решила, что это похоже на кресла для космонавтов. Правда, здесь эти выемки точили не человеческие руки, а время.

Сколько поколений монахинь сменилось в этом жилище, страшно подумать… Ну, а во-вторых, поверх этих древнегреческих лежанок были постелены вполне современные матрасы. Кате, как новенькой, выдали даже подушку. Нина, к примеру, клала под голову тонкий валик, а многие другие монахини обходились каменным изголовьем, чуть приподнятым над ложем.

В потолке было отверстие, откуда в ее обитель каким-то образом попадал свет – с утра довольно яркий, после полудня почти незаметный. Из чего Катя сделала вывод, что ее пещера находится на восточной стороне скалы. То есть обращена к морю. По ночам ей даже казалось, что из-за каменных стен доносится шум прибоя. Она часто думала о том, как жили здесь те, кто дал обет затворничества и не выходил на свет. Наверно, этот свет по утрам и шум прибоя ночью были для отшельниц единственным напоминанием о внешнем мире.

У самой же Кати таких напоминаний хватало в избытке. Начать с того, что Нина непрестанно рассказывала ей то о своем прошлом, то о женщинах, находящихся в монастыре сейчас или побывавших здесь в прежние годы. Память этой неграмотной грузинки была удивительно цепкой и обширной.

Нина знать не знала, кто правил Грузией в том году, когда она оттуда уехала. «Какой-то Швили», говорила она. По ее словам, на родине шла извечная борьба между Швили и Дзе. На «-дзе» кончаются фамилии старых царей, на «-швили» назывались те, кто ниспроверг старую династию. Так они и дерутся между собой до сих пор. А всякие хевсуры, сваны, пшавы, тушины, мегрелы – их удел был служить тбилисским князьям. Беда в том, что у хевсуров и сванов тоже когда-то были свои цари, свои князья, и память об этом сохранилась. Самый последний пастух в Тушетии помнил, что его прапрапрадед по двоюродной бабушке был князем Тушинским. Вот почему все грузины такие гордые. Царскую кровь не вытравишь веками рабства.

Сама Нина носила сванскую фамилию Дадиани и скромно поведала Кате о том, что ее предки хоть и сваны, а веками правили Менгрелией, которая всегда была независимым княжеством.

Нина поинтересовалась, знает ли Катя свою родословную. Ответ был таким же, какой она слышала от всех своих соседок. Катя не хотела ничего рассказывать о себе.

Нина не обиделась. Никто не хочет рассказывать о себе, приходя в монастырь. Тем не менее все про всех все знают. Женщины остаются женщинами даже в глубоких пещерах. Женщины не могут без сплетен.

Так Катя узнала, что их староста скрывается в монастыре от тюрьмы. На родине, в Липецкой губернии, она собрала миллионы на строительство жилья для молодых семей. Жилье-то она построила, правда, не в Липецке, а в Майами, и не для семей, а для себя. Она уже приготовилась сбежать, перевела за границу все деньги, отправила в Америку любовника, чтобы тот приготовил встречу, а сама по дороге задержалась в Греции и на свою беду (или на счастье?) заглянула сюда. Да так и осталась. И уже почти двадцать лет замаливает грехи.

Поделилась Нина и своей историей. Точнее, историей своего отца. Тот бежал из Грузии, опасаясь народного сванского обычая – кровной мести. Сначала обосновался в Москве, но потом решил перебраться в Европу. Прослышав, что есть где-то у берегов Греции островок с грузинским населением, прибыл сюда. И тут выяснилось малоприятное обстоятельство. Те, кого греки считали грузинами, оказались на самом деле абхазами. А сваны участвовали в абхазской войне на стороне грузин. Отец пожил тут какое-то время, но чувствовал себя неуютно. Попросил игуменью, чтобы та приняла его дочь в монастырь на месяц-другой. А сам с сыновьями отправился в Испанию. С тех пор о нем ничего не слышно. Давно ли это было? Лет десять. Или двенадцать. Или пятнадцать. Нина не следила за календарем. Ее жизнь измерялась закатами и рассветами, а не месяцами или годами.

Из своего рассказа она сделала неожиданный вывод: